. Но и не забыл, что удалось выяснить: капища древлян — места особой силы. И простым смертным туда лучше не ходить. Свенельд же был самый что ни на есть обычный молодец из плоти и крови. Разве что с тех пор чародейскую воду пить научился. Значит, и в нем есть нечто особенное. Значит — была не была! Вон ведь Малкиня не страшится. Ну да Малкиня и есть волхв, каким туда открыт доступ. И по тому, как уверенно ведет Свенельда, видно — бывал там не единожды.
Малкиня и впрямь теперь, когда они не крались за чародейкой, двигался скоро и уверенно. Даже заметил, что они придут на место раньше ведьмы. Впервые он так Малфриду назвал. И чего так рвется? Может, за ее сына волнуется? А вдруг все же его дитя?
Малкиня тут же повернулся и быстро сказал:
— Да не мое это дитя, не терзайся! А горестно мне, что милая мне Малфрида дурное замыслила, потому и иду. Я ведь мужчина, у меня свой мир, своя справедливость, какую вы, варяги, честью называете. Так вот: моя честь не позволяет разрешить ведьме погубить невинное дитя. Она же хоть и кормила его своим молоком, а погубить решила — это уж точно. Ибо на «Ложе-камень» кладут только жертву. И если порой и умащают богов детской кровью, то сами родители никогда такого не делают. Это… Это чудовищно! Это проклятье на всю жизнь!
Он говорил запальчиво, все громче и громче. Свенельд даже взволнованно осмотрелся, будто опасаясь, что их услышат. Но Малкиня опять-таки уловил эту мысль и успокоил посадника. Нет тут никого такого, кто прислушается. Он ведун и знает это.
А вот обычный человек Свенельд так не думал. Ему вообще не нравились эти места. Жутковато было. Земля под ногами стала чавкать, в полутьме выступали мертвые и сухие деревья на болоте. Один раз показалось, будто за ними крадется чья-то тень, следит из-за коряг. Малкиня тут же махнул небрежно рукой: кикимора, мол, обычная. К ним она не подойдет: и двое их, да и железа нежить опасается, а они оба в доспехах, — Малкиня в куртке с бляхами, а на посаднике склепанная из колец длинная кольчуга. Да и меч варяга страшен для нежити.
Свенельду было не очень приятно, что ведун опять подсмотрел его страхи. Вот и выходило, что Малкине все нипочем, а отважный Свенельд от любой кикиморы шарахается. И он заставил себя думать о том, что подозревал: ведь ведьма намекала, что выкупила его у Кощея. Подумать только, у Кощея!.. Хоть верь, хоть не верь тут. Однако здесь, в этой чаще, он скорее верил. И если в обмен на спасение его жизни Малфрида решила отдать Кощею своего ребенка… Выходит, любила она Свенельда так, как он того и не заслуживал… Но все же ему не было от этого ни тепло, ни радостно. Он был возмущен ее решением. Отдать такому чародею в жертву своего ребенка… Своего! Нет, все, что было в Свенельде благородного и по-человечески разумного, противилось этому. Вот и идет он через лес, чтобы помешать ей. Идет, сам не ведая, что их ждет.