Ленка сама удивилась тому, что дала Эдику почти беспроигрышный шанс на победу, и уже не могла оторвать взгляда от беспорядочной беготни облаков. Мелкое, с розовой круглой щекой быстро приближалось к дырявому, которое в движении все больше истончалось изнутри, прозрачнело и прямо на глазах становилось бледным и неясным, словно привидение. Яркий чахоточный румянец постепенно сошел с лица мелкого облака, и вот уже пасть его разверзлась и начала жадно всасывать в себя несчастного, не успевшего растаять призрака.
И руки, не утратив мастерства, меня ломали, мяли точно глину... и мне казалось, что сейчас я сгину со света белого... меня спасла случайная бессвязность слов, понятных лишь наполовину... Любовь... Как наслажденье на страдание похоже...
– Опять ты что-то бормочешь, – сказал Эдик, протягивая ей большое, с румяным боком яблоко.
– Это яблоко только что пообедало облаком, – прошептала себе под нос Ленка.
– Пожалуйста, – не расслышал ее слов Эдик, – но для обеда с водкой одного яблока маловато.
– Ладно уж, – махнула рукой Ленка, – наливай, раз пришел.
Эдик открыл бутылку и разлил водку по стаканам.
– Разрезать бы... – Она протянула ему яблоко.
Эдик взял его, крякнул и разломил на две равные половинки.
– Ни фига себе! – восхитилась Ленка. – А что ты еще умеешь?
– Я много чего умею, – неопределенно ответил он, возвращая ей пол-яблока, – тебе будет что вспомнить.
– А почему обязательно мне, – улыбнулась Ленка, – а не Курочкиной, например?
– У твоей Курочкиной ярко выраженное бешенство матки, – хрустнув яблоком, произнес Эдик, – а бешенство, как известно, не лечится.
– Зачем ты так? – В Ленке вдруг проснулась женская солидарность.
– Ну хорошо, пусть не бешенство, – миролюбиво согласился Эдик, – но тяжелое обострение шизофрении явно имеет место.
– Ши-зо-фре-ни-я матки... – по слогам произнесла Ленка. – Это новое слово в науке, не находишь?
– Нам что, кроме гинекологии, больше не о чем поговорить?
– Ты первый начал, – обиделась Ленка.
– А ты нашла кого защищать! – вспылил Эдик. – Твоя Курочкина кого хочешь достанет!
– Где же справедливость? – усмехнулась Ленка. – Если женщина всех подряд достает, то у нее шизофрения матки, а если мужчина хочет отыметь все, что движется, то он, разумеется, мачо.
– Все верно, у нас с вами, бабами, разные ролевые функции. Мы должны осеменить вокруг себя как можно большее количество самок. А у вас за всю жизнь должен быть один-единственный самец, и тот для продолжения рода.
– Тебе не кажется, что у тебя с математикой что-то не совсем в порядке? – Ленка растопырила пальцы на обеих руках. – Если на земле мужчин и женщин приблизительно поровну, то и количество партнеров у них должно быть тоже одинаковым. Фифти-фифти, понимаешь?