Декер не мог придумать решительно никакого способа отвлечь ее.
– Это от пулевых ранений.
– Пулевых ранений? Но как же тебя...
– Не сообразил вовремя увернуться.
– О чем ты говоришь?
– Я был среди американских рейнджеров, которые в восемьдесят третьем году вторглись на Гренаду. – Декер снова почувствовал боль оттого, что вынужден лгать ей. – И, когда началась стрельба, слишком долго думал, прежде чем упасть на землю.
– Тебе дали медаль?
– За глупость? – фыркнул Декер. – Вообще-то я получил «Пурпурное сердце»[16].
– Они, наверно, болезненные.
– Нисколько.
– Можно мне потрогать их?
– Сколько душе угодно.
Очень осторожно Бет приложила палец к вмятине на его боку, а потом к ране на бедре.
– Это правда, что они не болят?
– Разве что иногда, сырыми зимними ночами.
– Когда это случится, говори мне. Я знаю, как сделать так, чтобы тебе стало лучше. – Наклонившись. Бет поцеловала один шрам, потом второй. Декер почувствовал, как ее груди скользнули по его животу к бедру. – Ну, и как это на тебя действует? – требовательно спросила она:
– Просто замечательно. Жаль только, что таких медсестер, как ты, не было поблизости, когда меня запихнули в военный госпиталь.
– Тогда ты не смог бы спать. – Бет снова вытянулась на полу рядом с ним.
– Сон – это не главное, – ответил Декер.
Ему не нужно было ничего другого – только лежать вплотную к ней, наслаждаясь теплом ее тела. Несколько минут ни один их них не шевелился, не говорил ни слова. Закат за окном сделался темно-багровым.
– Я думаю, что нам пора принять душ, – сказала Бет. – Ты можешь воспользоваться тем, что в комнате для гостей, или...
– Или?
– Или мы можем оба поместиться в моем.
Сверкающая белизной душевая оказалась просторной, в ней можно было даже париться. Там стояла кафельная скамья, а по обеим сторонам были смонтированы два душа. После того как Бет и Стив намылили и долго терли друг друга под струями горячей воды, после поцелуев, прикосновений, поглаживаний, ласк, ощупываний среди клубов пара, их скользкие тела приникли одно к другому, они опустились на скамью и снова предались поразительной, страстной любви, от которой замирало сердце и темнело в глазах.
Этот вечер оказался едва ли не самым необычным за всю жизнь Декера. Он никогда не испытывал такого эмоционального накала вдобавок к физической страсти, такой заботы – и самого настоящего благоговения – по отношению к человеку, с которым только что разделил эту страсть. Пока они с Бет повторно занимались любовью, пока они снова мылись и одевались, он познал и другие незнакомые чувства: ощущения собственной цельности и принадлежности. Это выглядело так, будто два их физических слияния породили слияние другого вида – неосязаемое, мистическое. Находясь рядом с Бет, он чувствовал, что она находится в нем, а он в ней. Ему даже не требовалось подходить вплотную, чтобы прикоснуться к ней. Было достаточно просто видеть ее. Он чувствовал себя цельным.