Потом утратил всякое соображение, потерял способность мыслить и превратился в чистое движение. Его губы и руки вернули ее в дни и ночи, которые они проводили в комнате в Сент-Луисе. Тогда она была кем-то другим, женщиной, жившей ради себя и плотских наслаждений, которая отдавалась почти любому. Она смеялась и презирала обычный мир с его моралью, и Антонио был ее дикой любовью. Они были похожи в своих желаниях, он покрывал ее тело поцелуями и владел ею безраздельно.
Кэтрин была восторгом и мучением его молодости, и вдруг он понял, что сама по себе она мало что значит. Она была лишь средством забвения, с нею он парил над землей, и он хотел вернуть себе это ощущение. Если не сделает этого, то умрет.
Сейчас она была другой. Незнакомой. Казалось, она предстала в чужом обличье. Приманки ее прошлого исчезли, а платье, волосы и чистое лицо новой жизни она надела на себя для его развлечения.
Она сопротивлялась, дралась, и это тоже его заводило. Он мог взять ее против ее воли, как делал раньше, например, когда Кэтрин злилась на него. Когда он бывал слишком груб, или очень пьян, или надолго пропадал, она все же входила к нему в комнату, ложилась рядом и позволяла овладевать собой. Просто ей некуда было деться, она считала, что ее место — под забором, и Антонио был тем самым забором, под которым она жила.
Он порвал на себе рубашку, и Кэтрин стала его царапать, ее ногти глубоко впились в его тело, изранив до крови. Она кричала, звала миссис Ларсен. Антонио заткнул ей ладонью рот, задрал юбку и стал рвать чулки и нижнее белье, пока ее кожа не оказалась у него под пальцами. Затем успокоился. Стал дышать ровнее. На секунду все затихло, только птицы пели. Его рука двинулась к ее промежности. Антонио по-прежнему прикрывал ей рот, чтобы она молчала.
Затем убрал ладонь и поцеловал ее, засунул ей в рот язык, укусил ее губы. Кэтрин по-прежнему не могла издать ни звука. Она извивалась в его объятиях, слышно было лишь шуршание юбки, хлопанье птичьих крыльев да шелест пальмовых листьев, на которые садились птицы. Он целовал ее глаза, лоб. Лизал лицо и мочки ушей. Ему казалось, что он горит.
Ему нужно было, чтобы она захотела его. Он мечтал, чтобы она никогда его не бросила, не покинула в том сумасшедшем плане, который они придумали. И чтобы она никогда больше не спала с его отцом. Кэтрин принадлежала только ему — Антонио. Она была желанием его юности, девушкой с конки, дамой в ресторане, шлюхой в темном переулке.
Он порвал ее платье. Два быстрых движения, и оно раскрылось. Порвал тонкую сорочку и увидел ее грудь, темные прямые соски. Антонио упал на колени и потянул Кэтрин на себя, стал целовать грудь, кусать соски. Он понимал, что насилует, что поступает против ее воли, но и это его возбуждало.