— К сожалению, майн герр, ничем не смогу вам помочь. Такие календари начинают спрашивать не ранее второй половины декабря, раньше просто нет смысла заказывать их у оптовых торговцев, они все равно лежали бы, бесполезно занимая место… — она кокетливо улыбнулась: — Я вижу, вы крайне предусмотрительный человек, если начинаете думать о календаре на следующий год уже в сентябре…
Черников усилием воли заставил себя улыбнуться самым приятным манером (хотя Ляхов видел, как нелегко ему это далось):
— Увы, фройляйн, наоборот. Я настолько безалаберный, что если не куплю календарь за три месяца до того, как в нем будет нужда, то в декабре обязательно забуду это сделать… Да-да, именно так и обстоит. К тому же эта утомительная работа… Вы не поверите, но я настолько устал от копания в бумагах, что поймал себя на провалах памяти. Я совершенно не помню, какое нынче число и год… Правда-правда…
«Ах, вот куда он гнул! — догадался наконец Ляхов. — Хваток все-таки, Паша, спору нет…»
Девица очаровательно улыбнулась с видом человека, способного оценить по достоинству хорошую шутку. Судя по всему, она искренно полагала, что с ней заигрывают этаким вот заковыристым образом, и была ничуть не против.
— Ах вы, бедняжка… — произнесла она тоном опекающей неразумного младенца опытной няньки. — Надо же так заработаться… Повторяйте за мной: сегодня восьмое сентября одна тысяча девятьсот тридцать седьмого года…
Черников старательно повторил с таким видом, будто принял игру. «Значит, вот так, — подумал он. — И число, и месяц, и год — те самые, куда они были отправлены, те самые, что полчаса назад, до феномена. Вот только вокруг творится какая-то чертовщина. Форменная чертовщина — за отсутствием пока что более научного термина…»
— Большое спасибо, фройляйн, — сказал Черников, старательно улыбаясь. — Вы вернули мне душевный покой…
— О, не преувеличивайте моих скромных заслуг… А можно поинтересоваться, что это у вас за работа такая? Копаетесь в бумагах… Неужели вы — архивариус? Мне казалось, что архивариусы все поголовно пожилые и неинтересные.
— Я историк, фройляйн, — не моргнув глазом, ответил Черников. — Пять месяцев трудился над магистерской диссертацией о больших европейских войнах. Вот, кстати, что вы думаете о последней большой европейской войне?
Судя по личику девушки, ее подобные предметы интересовали мало. Однако она словоохотливо продолжала:
— Я, собственного, ничего такого не думаю, как-то особенно и не интересовалась такими вещами… А впрочем… Мой дедушка служил тогда в кавалерии, видел Наполеона Третьего, когда тот сдавался под Седаном. Конечно же, это славная победа нашего оружия, что тут еще скажешь?