– Пива? – пренебрежительно спрашивает он. – Там только квас.
– Ну, тогда квасу…
Трактир – пустые нары, превращенные в стол. Вокруг стоят грубо сколоченные табуретки, в углу на маленькой печурке старый котел, из которого пахнет едой. Кругленький сержант, бывший кашевар, в грязном фартуке подходит к нам.
– Господин хозяин, чем угощаете?
– Есть квас, кофе, колбаски, гуляш…
– Вот здорово, ам-ам? – восклицает Под, лицо его лоснится. – Или даже ням-ням, а?
– Заткни уши, Под! – говорю я, отвожу хозяина в сторону, шепчу ему в ухо: – Давайте этому человеку каждый второй вечер по порции гуляша, поняли? Я плачу за месяц вперед – сколько с меня?
– Что ты там делаешь, парень? – недоверчиво спрашивает Под.
– Да ничего, ничего… Я обсуждаю наше меню. Ты вот лучше скажи: так и не получаешь писем?
– Нет, черт побери! А ведь Анна пишет, я знаю…
Мы болтаем, пока не смеркается.
– Теперь между лагерями больше нет границ, Под! – говорю я на прощание. – У большевиков все равны. Когда тебе от меня что-нибудь потребуется…
– Парень, что сказать на это? – опасливо говорит он. – В такой ситуации? Если меня прихватит настоящий службист, мне придется добрый час козырять! Нет уж, лучше иди к себе наверх…
Вереникин, наш последний комендант, не признал новое правительство и с офицерами и некоторыми нижними чинами нашей прежней охраны решился на вооруженное восстание.
С сегодняшнего утра мы слышим выстрелы. Все у окон, напряженно глядят на восток.
– Он со своими частями за кладбищенской сопкой, – сообщает Виндт, только что вернувшийся со двора.
В 10 часов на востоке появляется первый поезд большевиков, за ним сразу второй, третий – все тянут за собой грозные клубы густого дыма. Теплушки забиты войсками, на открытых платформах посверкивают орудийные жерла. Почти в то же самое время слева и справа от колеи на деревню скачут сотни три кавалеристов. У них рослые, свежие кони, они до зубов вооружены. На их смушковых папахах горят красные звезды.
Густо высыпает загорелая и горластая пехота, короткими перебежками бежит по путям. Солдаты, по указанию пары конников с мотыгами и саперными лопатками, разворачиваются в сторону лагеря, с чуть слышным шумом сваливают забор перед средней казармой, рассредоточиваются вдоль него тонкой цепочкой.
– Такое впечатление, будто они собираются рыть окопы прямо перед нашими окнами! – говорит доктор Бергер.
– Да, тут может сделаться жарко, будь оно неладно! – говорит Прошов, «лихой летчик».
С Зейдлицем мы идем в деревню. Орудия в походном положении – четверки лошадей ведут за дышло – с шумом галопируют на восток. Не чувствуется командной власти, скорее это толпы мародеров, нежели воинские части. Почти каждый что-то выкрикивает, ругается и спорит. Их предводители, молодые люди с умными лицами, приветливо заговаривают с ними, и при этом у них такой взгляд, словно они видят какую-то далекую цель, которая не имеет со всем этим ничего общего.