Хромов бродил по тропинкам парка, обдумывая книгу, без которой не представлял себе не только своего последующего существования, но и всего того, что, отойдя в прошлое, не желало смириться, пробираясь окольными путями назад, в будущее. Книга жал и положений. Книга, в которой было бы много всего, ничего. Пусть даже случайные лица, безымянные тела. Еще одно доказательство бессмертия. Неопровержимое. Испытания машины прошли успешно, чего не скажешь о машинисте. Страх встретить в чаще посланника богов. Упадок. Что напрашивается?
О том, что книга не имеет нужды в читателе, Хромов вспоминал всякий раз, когда спускался в подвальное помещение городской библиотеки. В самые жаркие дни здесь было холодно, пахло плесенью. Библиотекарь, старый Грибов, смотрел на входящего с близорукой опаской и без складок удовольствия на сухом, кожистом лице. И хотя Хромов, благодаря жене, стал одним из немногих завсегдатаев, библиотекарь каждый раз, точно не узнавая или принимая его за другого, трусливо пятился в тень, нервно потирая руки. Хромов привык к такому обхождению и даже немного подыгрывал тем, что, уже подойдя к столу библиотекаря, выжидал, не говоря ни слова, пристально глядя на сереющую фигуру, пока библиотекарь не начинал, потеряв над собою власть, как-то странно хихикать, вжав голую голову в плечи, кусал ногти, шаркал по полу ногой. Въедливые глаза с красной каемкой, сопливый нос. Мертвая точка. Обесцвеченный час. Грязная (засаленная, загаженная, в объедках, в крошках, угробленная) кровать. Красная нить. Анус. Серьезные намерения. Руки в холодной воде. Рассудок. Изгнание из рая. Терпение. Этцетера.
С веленевым томиком Малларме, разрешенным, будто при всхлипах девственного воска, старый подлец отступает в глухой шум ткацкого стана, ленивый, томный, чтобы погрузить в ясное забвение, как яйцо в кипяток, весь, весь мир, который, словно кудлатый Лаокоон, распутывает, в неподвижной муке членов, божественную тварь. Хранилище!.. В пыльных рядах, геометрией бесконечной тоски, перетирая день в ночь, бормотанием, der verwöhnte Müssiggänger im Garten des Wissens, ищет вечную женственность навеки отпущенной ему пустоты. Приблизительно так, искушая читателя и вспугнув, он себя выдавал за колонну в святилище, где черный идол с желтеющим глазом раз в столетие произносит одно только слово, громовым раскатом: ISI.
Старый библиотекарь взял из рук Хромова книгу, притрагиваясь к ней так, точно держал неразумное, но живое, беспомощное существо, вызывающее чувство жалости и брезгливости: «Еще?», машинально приоткрыл и тут же захлопнул плотно, сжимая пальцами, чтобы содержимое не высыпалось.