— Право, Катон, тебе не мешало бы проявлять больше настойчивости.
— Госпожа?
— Ты делаешь вид, что ходишь ко мне, хотя на деле тебе нужна лишь Лавиния. Так почему бы тебе мне о том не сказать?
Катон покраснел и насупился. Флавия вновь рассмеялась.
— О мой Катон, пожалуйста, не сердись! Лучше ответь, ты хочешь увидеть ее?
Катон кивнул.
— Вот и прекрасно. Надеюсь, это устроится. Но сначала нам нужно поговорить.
— О чем, моя госпожа?
— О Лавинии. Ты ведь мало что знаешь о ней.
— Совсем ничего, — ответил Катон. — Я впервые увидел ее в тот же день, что и ты, госпожа.
— То же самое говорит и она.
— Купец, правда, сказал, что ее продал ему какой-то трибун.
— Да, — кивнула Флавия. — Плиний. Славный молодой человек. Очень умный и образованный. Качества, совершенно ненужные в армии.
— Тогда почему же он продал ее? Без приличного платья, в каких-то обносках?
— Ответ зависит от того, кого слушать.
— Что ты хочешь этим сказать, госпожа?
— Плиний дал мне понять, будто расстался с ней потому, что она плоха как служанка. Лентяйка, неумеха и, вдобавок, нечиста на руку. Последней каплей, по его словам, было то, что она украла одну из его шелковых ночных рубашек. — Флавия чуть понизила голос и наклонилась вперед. — Однако в устах жен офицеров эта история выглядит по-другому. Они говорят, что Лавинию и не прочили на роль прислуги. И то сказать, какая она, с ее внешностью, посудомойщица или прачка? В общем, прошел слушок, что Плиний приобрел ее для того, чтобы она скрашивала ему долгие зимние вечера.
— Как наложница!
— Не совсем. Нашему Плинию хотелось обзавестись не просто девушкой для постельных утех, а подругой. Умной, воспитанной, понимающей, способной к общению с ним на том уровне, к какому он с детства привык. Несколько месяцев наш отважный трибун обращался с Лавинией как с фарфоровой статуэткой, знакомил ее с историей Рима, обучал чтению, счету, письму. Однако дело шло много трудней, чем ему бы хотелось.
— Но разве это основание для того, чтобы вышвырнуть ее за порог?
— Разумеется, нет.
— Тогда что же случилось?
— Да то, что случается сплошь и рядом. Когда девушка отрывалась от книг, взор ее обращался к другому трибуну. Производящему более сильное впечатление, чем тот, кто был рядом, и, уж во всяком случае, более искушенному в амурных делах.
— Это Вителлий? — спросил Катон.
— А кто же еще? Он решил заполучить Лавинию, как только увидел, а она, со своей стороны, будучи еще малоопытной в таких играх, не нашла в себе сил противиться обольстителю. Должно быть, она им увлеклась. И, так сказать, увлекалась неоднократно. Все это продолжалось до тех пор, пока Плиний, вернувшись с дежурства, не застал свою ученицу за освоением дисциплины, которая до сих пор не входила в их учебные планы. В общем, что было, ты можешь представить и сам, а результат тебе известен. Лавиния оказалась на козлах повозки работорговца.