Лавинию привели. Легат, энергично работая челюстями, дал себе время ее рассмотреть. «Да, — решил он, — это и впрямь весьма аппетитная штучка». Использовать такую красотку для домашних работ просто нелепо: любой римский бордель с радостью выложит за нее очень и очень хорошие деньги.
Быстро прополоскав рот водой, легат приступил к делу. Вынув из-за пазухи ленту, он положил ее на стол и с удовлетворением отметил, что рабыня явно ее узнала.
— Твоя?
— Да, господин. Я думала, что потеряла ее.
— Ты и потеряла. Она завалилась за подушку одной из кушеток, расставленных в штабном отсеке моей палатки.
Лавиния потянулась за лентой, но Веспасиан, улыбнувшись, накрыл свою находку ладонью.
— Нет, — сказал он. — Сначала поговорим. Ответь-ка мне, как она там оказалась?
— Господин?
— Что ты делала в штабном отсеке прошедшей ночью?
— Прошедшей ночью? — переспросила Лавиния, широко раскрывая невинные, непонимающие глаза.
— Именно. Когда я уходил оттуда, ленты там не было. Так что скажи мне, Лавиния, и скажи без утайки, честно, что же ты делала там?
— Ничего, господин! Клянусь! — Ее глаза молили о снисхождении. — Я просто зашла туда отдохнуть. Прилечь на минутку. Я очень устала. И искала укромное место. Должно быть, лента за что-нибудь зацепилась, когда я легла.
Веспасиан смерил ее нарочито долгим, суровым взглядом.
— Ты просто хотела там отдохнуть? И это все?
Лавиния кивнула.
— И ты ничего не брала там?
— Нет, господин.
— И ты не видела ничего и никого, пока там находилась?
— Нет, господин.
— Понятно. Держи.
Он подвинул ленту к краю стола и откинулся на спинку стула. Девчонка, похоже, не врет, хотя после допроса с пристрастием вполне может заговорить по-другому. Впрочем, мысль о пытках Веспасиан тут же отбросил. И отнюдь не из жалости к этой оказавшейся не в то время и не в том месте дурехе. Просто он слишком хорошо знал, что подозреваемые говорят в пыточных правду много реже, чем лгут, пытаясь угадать, что из них хотят выбить мучители. Да и сама по себе эта рабыня стоит немало, а потому к ней нужен иной, более деликатный подход.
— Жена говорит, что ты взята в наш дом совсем недавно.
— Да, это так, господин.
— А кому ты принадлежала раньше?
— Трибуну Плинию, господин.
— Плинию! — Брови Веспасиана взметнулись. Это меняло дело. Что делает в его доме бывшая невольница Плиния? Она лазутчица? Шпионка, пытающаяся получить доступ к документам повышенной важности? Правда, с виду в ней нет ни большого ума, ни коварства, однако не исключено, что все ее внешнее простодушие не более чем притворство, игра.
— А почему Плиний продал тебя?