Рис стоял как громом пораженный. Он до сих пор не мог поверить в случившееся. Его лучший друг только что предложил Аннабелл стать его женой и объявил, что любит ее, половине Лондона. Если бы он не видел этого собственными глазами, то никогда бы не поверил.
Почему Трэвис сделал это с такой легкостью, а он никак не может решиться?
Рис размышлял над этим, сидя рядом с Элизабет в карете, по пути домой и потом ночью, после того как они занимались с ней любовью и она уснула, прижавшись к его боку.
Но к нему сон не шел.
Он любил Элизабет. Он любил своего сына. Но почему не может сказать им об этом? Он знал, как много это значит для них обоих, и все же молчал, боясь открыть свое сердце.
Наступил рассвет, а он так и пролежал без сна в смятении чувств и мыслей. Тихо выскользнув из постели, Рис оделся и пошел в конюшню, оседлал гнедую кобылу, на которой ездил к Ван Мееру, и направился в парк.
Его нога все еще болела после драки с Холлоуэем. Но когда он пустил лошадь в легкий галоп, мышцы расслабились, и нога больше не доставляла беспокойства. Он пришпорил лошадь. Резкий ноябрьский ветер бил в лицо, но холода Рис не чувствовал, а скорее — возбуждение. Мысли в голове как будто прояснились.
Всего три маленьких слова, думал он.
«Я люблю тебя…»
Почему же так трудно их произнести?
С другими словами было проще: «Ты мне нужна», «Я хочу тебя». Они не вызывали у него затруднений.
Но и не были такими важными. Они не подвергали риску его сердце. Не подвергали риску само его существование.
Пробивающийся сквозь деревья солнечный светился на поблескивающую в траве утреннюю росу. Он поднял взгляд в небо, и солнечные лучи, казалось, вошли в него, согрели и вселили мужество, которое, переполнив все его существо, вытеснило прежние страхи. Следом пришла решимость.
Повернув кобылу, он поскакал назад к дому, где уже затопили камины и над серой шиферной крышей вились клубы дыма. Передав поводья одному из конюхов, он вошел в дом и увидел Элизабет. Она входила в столовую.
— Доброе утро, — сказала она, но в голосе ее чего-то не хватало.
С тех пор как она призналась, что любит его, и ничего не услышала в ответ, в ее голосе появилась какая-то пустота.
— Пока ты не села, я хочу поговорить с тобой. В моем кабинете, если ты не против.
— Конечно, — кивнула Элизабет.
И Рис направился в кабинет, послав по пути горничную за Джередом.
Спустя несколько минут в кабинет вошли его жена и сын. Элизабет заметно нервничала. У Джереда тоже был настороженный вид, и, войдя в кабинет, он тотчас прижался к юбке матери.
— Что… что-то не так? — спросила Элизабет в тревоге.