Рис не сделал попытки остановить ее. В душе он был рад, что она уходит. И молча выругал себя, что неверно оценил ее. Что это на него нашло? Как мог он снова оказаться во власти ее, чар?
Повернувшись на каблуках, Рис вышел из музыкального салона, стараясь не думать о том, как сильно ему хочется снова поцеловать ее.
И не только поцеловать.
Желая успокоить сердце, Элизабет быстро шла по коридору. Боже милостивый, когда она приехала сюда, то не могла представить, что Рис возжелает ее. Во времена их юности он был таким робким, что никогда даже не поцеловал бы ее, если б она не взяла инициативу в свои руки.
В ту ночь, когда они занимались любовью в карете, она сама толкнула его на продолжение, сама не захотела останавливаться.
Как же могла она теперь не понять, что он уже не мальчик, но мужчина? Что, несмотря на свою враждебность, может возжелать ее, как мужчина желает женщину? Все же он не стал совершать насилие. Ограничился одним поцелуем.
Господи, и это ей понравилось!
Как и раньше, ей не хотелось прерывать поцелуй. Элизабет давно забыла, что значит хотеть мужчину. Желание это пропало у нее сразу, как только Рис уехал в Лондон.
К Эдмунду она ничего не испытывала. Ничего, кроме отвращения.
Эдмунд силой заставлял ее исполнять супружеские обязанности. Ему не приходило в голову, что женщина тоже должна получать от этого удовольствие. В их первую брачную ночь Эдмунд лег на нее и овладел ею, задрав на ней ночную рубашку. Их нерегулярные совокупления были для нее болезненными и унизительными. Звук его шагов в соседней комнате стал ей ненавистен, как и звук поворачивающейся дверной ручки.
Элизабет думала, что мужское прикосновение больше не вызовет у нее радости. Но сегодня… сегодня она обнаружила, что в ней еще жива женщина и что Рис ей не безразличен. Что он по-прежнему способен, как и раньше, возбуждать в ней запретные желания. До сего дня это казалось ей невозможным.
Теперь она знала правду, и эта правда пугала.
Приподняв подол черного траурного платья, Элизабет торопливо поднималась по ступенькам. Вчера вечером она отказалась от ужина с Рисом и его теткой, леди Тависток, приехавшей накануне.
Но вдовствующая графиня прислала ей записку, в которой просила Элизабет прийти с сыном к ней на послеобеденный чай. Проигнорировать подобное приглашение Элизабет не могла.
Дрожащими руками она открыла дверь спальни. На ее губах еще пламенело воспоминание о жарком поцелуе Риса, и сердце продолжало бешено колотиться. Переступив порог своей комнаты, Элизабет закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, чтобы не упасть.