– Приятно осознавать, что такая красивая девушка, как вы, к тому же еще честна не в меру.
– Разве честность может быть чрезмерной? – удивилась я.
– Может, – нарочито печально кивнул он головой. – Как я узнал только что. Но все-таки будет лучше, если о деньгах вы никому не скажете. По крайней мере пока эта ваша дедовская история полностью не прояснится. Хорошо?
– Хорошо, – пожала я плечами.
В конце концов, для меня и в самом деле эти деньги вовсе не лишние. У меня еще столько дел! Главное, выполнить обещание, что я давала поручику и в его лице графу Зотову: отыскать документы, передать их Зимину и проститься с ним, возможно, навсегда. А потом уже, когда останусь одна – или с Кириллом, если он захочет мне помочь, – заняться делами имения. Но почему-то эти мысли навеяли на меня грусть.
Однако мы наконец приехали, и Зимин, первым выскочив из кареты, подал мне руку.
Как бы мне ни хотелось этого отрицать, но поручик и вправду оказался для меня человеком незаменимым. Это издалека виделось, что стоит мне только войти в присутствие, как я сразу разберусь, к кому обращаться и что говорить.
В Питере, чтобы собраться в дорогу, я ничего не делала. Всем занимался Амвросий. Он был свободным человеком – покойный батюшка еще лет двадцать назад дал ему вольную, но он так и не пожелал оставить своего места – и мог посещать всякие чиновные заведения без ограничений. Что он делал, куда ходил, я не интересовалась. Главное, паспорт у меня был, подорожная – также. Теперь я должна была сделать документы для Сашки, и, если бы не поручик, кто знает, как долго мне пришлось бы этим заниматься.
Сашку отправили в Петербург без промедления, а Зимин еще некоторое время заставил себя ждать. Когда, не выдержав, я пошла его искать, то увидела, что он сидит за столом в одном из кабинетов и пишет письмо.
– Отправлю фельдъегерской почтой, – ответил он на мой вопросительный взгляд. – С оказией. Объясняю своему начальству, почему я вынужден задержаться.
Наконец поручик вышел на крыльцо, а вместе с ним к нам в карету сел невысокий толстый человек в черном вицмундире и пальто с бобровым воротником. На его массивном носу очки казались совсем маленькими, к тому же временами он посматривал поверх них, словно говоря: «Я вас и так насквозь вижу!»
– Мамонов Иван Георгиевич, – представился он мне, – капитан-исправник.
А потом уже продолжал рассказывать подробности в основном поручику, словно вместо меня в карете сидел неодушевленный манекен.
– Николай Кондратьич твердо обещал, что пришлет вам солдат, – говорил он Зимину. – Это же надо, чтобы в нашем уезде такое безобразие творилось!