Обслуживали мы рынок в Ножане трижды в неделю, а затем рынки в Фонтенэ, в Ле Перре и в Бри в промежутках. Получались здоровые пробежки. Подвозили товар, раскладывали все аккуратненько по прилавкам, ну и очередь выстраивалась. Даже до нашего подвоза. Их и учить не надо было. Очередь они освоили сразу, спонтанно. Они ее изобрели. Рыба никогда не шла по карточкам, зеленые овощи — тоже. Как раз это было единственным, что можно было купить без карточек, вот и выстраивалась очередь. Для продуктов по карточкам тоже стояли в очередях: из страха, что карточки не отоварят. Надо сказать, что рыба попадалась все реже и реже, а в один прекрасный день даже совсем исчезла, все потому, что лов в Атлантике перестал быть возможным.
Торговать рыбой прямо на ветру, да еще зимой, — наслаждение маленькое. Вынимаешь ты ей потроха, отрубаешь голову, кромсаешь и себе пальцы, — ничего не ощущаешь. Зима 40–41-го была зверской. Франция начинала тогда голодать со страшной силой. Я приносил домой рыбу, шампиньоны, финики, семья Галле продавала мне все со скидкой. По вечерам я ходил на бокс.
Не помню теперь, кто первый это придумал. Скорее всего, Маленький Жан. Маленький Жан, бывший боксер, лет тридцати, живой, худой, коренастый. Выступал небось в полулегком. Тогда и возник Ножанский клуб спортивной борьбы, филиал клуба борьбы XX парижского округа, поди разберись, почему. Бокс неожиданно приобрел огромный престиж у французской молодежи, это была хотя бы та область, где Франция блистала. Слава Сердана, Дотюиля, Шарона притягивала обреченных на завод пацанов, как некогда «Тур де Франс»>{85} и футбол. Это был единственный туннель с кусочком неба в конце, единственная отдушина, через которую уход от действительности казался возможным, по крайней мере, мечта о нем. Плевать было им на войну, проигранную или выигранную, пацанам этим, обреченным на заводскую жизнь! По ее окончании ведь останется только завод, вертухаи, нищенская получка, жилье с копошащейся ребятней, алкашество, чтобы увидеть в розовом натруженные вены своей благоверной, и ничего больше. Чернота и серость. Как и их предки.
Они бросались в бокс сломя голову, уверенные, что если есть зверский правый и мужество — обязательно вырвешься. Достаточно быть более выносливым на удары, чем противник, стиснуть зубы, урвать момент и поместить свой смертельный кирпич, как только появляется брешь в обороне, — парень сползает вниз, бездыханный. Именно так боксировал Сердан. Настоящий танк.
Мало кто шел в бокс из любви к спорту, ради возбуждения от соприкосновения с опасностью, ради удовольствия от финта или от ухода, ради мощной радости боя, ради обмера, анализа, обманного розыгрыша противника. А я — да! Я действительно люблю это. Быть между канатов то есть. Просто смотреть, — мне плевать! Скучаю. Думаю о своем. Сердан и компания, — и до того даже не знал, кто такие, да и потом — не больно интересовался. Спорт-спектакль — муть смертная.