— Ауфштейн!
Я поднялся, голова гудела.
— Где находится твоя батарея?
— Мы за снарядами ездили, а когда вернулись…
На этот раз я улетел в тот же угол еще до того, как капитан дослушал перевод. Пока выбирался, капитан расспрашивал моего конвоира. Тот вытянувшись отвечал. Капитан удовлетворенно кивнул и опять задал вопрос лейтенанту, тот перевел.
— Почему на тебе офицерская гимнастерка?
Дофорсился, идиот!
— Такую выдали, да и документы в ней носить удоб…
На ногах я удержался, но во рту появился привкус крови. Осторожно провел языком по зубам, вроде, все на месте.
— Врешь! Ты — офицер! Скажи свое звание!
— У вас же документы в руках и погоны у меня сержантские. Когда бы я их сменить успел?
Как только я ввернул про погоны, мордатый унтер, повинуясь жесту лейтенанта, сорвал их с меня и швырнул куда-то в угол. Офицеры о чем-то посовещались, еще немного помурыжили меня, но уже без азарта и больше не били. Наконец прозвучало.
— Энтфанен.
Унтер обратился к капитану, тот, подумав пару секунд, кивнул. Унтер взял со стола мою фляжку, а также круглую жестяную коробку с зубным порошком и мыло, вытащенные из сумки. Сунул все это добро мне и толкнул к выходу.
— Коммен.
Во дворе меня отвели к бревенчатому сараю. Стоявший у входа часовой открыл дверь. В вечерних сумерках я успел заметить, что в сарае было еще несколько наших пленных. Унтер втолкнул меня внутрь, дверь со скрипом закрылась. Наступила почти полная тьма, свет пробивался только в щель над дверью. Встретила меня полная тишина и тогда я поздоровался.
— Здорово, мужики.
— Вода есть? — вместо приветствия поинтересовался справа снизу хриплый бас.
— Есть.
Угадав в темноте протянутую руку, я сунул в нее флягу. Бас отвинтил крышку, забулькал, потом пустил флягу по кругу.
— С полудня без воды здесь сидим, — пояснил бас. — А ты кто такой?
— Сержант, зенитчик.
— Откуда?
Я назвал номер корпуса.
— А сюда как попал?
— За снарядами поехали, на обратном пути на немецкие танки нарвались. Я успел выпрыгнуть, а шофер нет.
— Повезло, — констатировал бас. — Допрашивали?
— Было.
— Сильно били?
Гул в голове почти прошел, но левое ухо болело сильно, зубы, вроде, не шатались.
— Почти не били. Так, для порядка.
— Садись, — предложил бас и когда я сел, опершись спиной на бревенчатую стену, представился, — ефрейтор Хватов, триста тридцать шестой стрелковый полк.
Я тоже назвался. Глаза понемногу привыкли к темноте и я смог различить, что в небольшом помещении кроме меня и Хватова находилось еще двое, но они почему-то в разговоре участия не принимали. Ефрейтор вернул мне почти пустую флягу и я вылил в горло остатки воды.