При виде приближающегося всадника в кусты шмыгнули две тощие дворняги.
Подъехав к реке, за которой начиналась Броутонская плантация, Ретт Батлер снял сапоги, носки и брюки. Сапоги он привязал к седлу, а штанинами брюк завязал жеребцу глаза, прежде чем направить его в мутную реку.
Конь переплыл реку и взобрался на главную дамбу Броутона, где Ретт оделся.
Дамбу покрывала ежевичная поросль, а рисовые чеки превратились в мелкие лужи; болотные курочки, покрикивая, спешили ретироваться от вторгшегося в их владения чужака.
Через давно не стриженные кусты самшита, окаймляющие Броутонскую аллею, протоптали тропки олени и кабаны.
На разворотную подъездную дорогу выходил кирпичный фасад дома в подпалинах от пожара. Окна без стекол глядели, словно пустые глазницы черепа. Парадная дверь стояла нараспашку. Среди мебели, вытащенной наружу и не преданной огню, Ретт узнал пюпитр орехового дерева, на котором всегда лежала семейная Библия Батлеров.
Вокруг алых трубочек лианы, уже начавшей заплетать площадку, вились колибри.
Через заросли Ретт вышел на пригорок, откуда окинул людные места прощальным взором двадцать пять лет назад. Хранившийся в памяти образ правильной сетки плодоносящих рисовых полей наложился на картину разорения с прорванными дамбами и засоленными чеками, где вряд ли теперь удастся вырастить что-то путное.
— Да, красиво тут было, — пробормотал Ретт.
Из-за спины отозвался дрожащий голос:
— Еще как, сэр. Но масса и мистрис Батлер больше никого не принимают.
Глаза старого негра, опиравшегося на суковатую трость, были подернуты белой пленкой.
— Доброе утро, дядюшка Соломон, — сказал Ретт.
— Молодой господин? Это вы? — Пальцы старого негра пробежали по лицу Ретта, — А до нас дошла весть, что вас убили… Слава тебе, Господи! Как вы поживаете, молодой господин? Вас не было дома в такие времена!
Ретт пожелал увидеть родителей, если они еще живы.
— О да, масса и мистрис живы, — Соломон понизил голос.
— У массы Лэнгстона белая чума[42]. Он совсем высох. Все наши негры сбежали. Геркулес вместе с Суди тоже отправились в город. Геркулес заявил, что не будет больше работать на Батлеров, — Нижняя губа старика задрожала от возмущения, — Этот ниггер совсем занесся! Вот я родился в Броутоне, прожил тут всю жизнь и хочу, чтобы меня похоронили на Броутонской плантации.
— Хорошо, дядюшка. Значит, мои родители в городе?
— Городской дом разнесло в щепы. А ведь какой был красивый дом, лучше не сыскать! Негры на рынке даже звали меня «мистер Соломон», потому что я был из этого дома… Господин и госпожа живут теперь с управляющим Уотлингом.