По глазам Бейли было видно, что она ничего не поняла, а этого он и добивался. Они поднялись на крыльцо, Бейли взялась за дверную ручку.
— Обливались? Питьевой водой? — озадаченно спросила Бейли. — Как младенцы?
— Сейчас покажу, — пообещал Мэтт, дотянувшись до двери и открывая ее. — Стойте здесь и попытайтесь представить себя лет в шестнадцать или семнадцать. — Он зашел в дом, разыскал самый высокий стакан, какой ему попался, и наполнил его водой из-под крана. Мэтт понимал: то, что он задумал — бесстыдство, но в такой игре все средства хороши. Он расстегнул рубашку, снял ее, бросил на край кухонного стола. Несмотря на всю его ненависть к физическому труду, беготня по лестницам и перетаскивание бетонных блоков пошли на пользу его фигуре. Он включил свет на заднем крыльце и вышел из дома.
Делая вид, будто не замечает глаз Бейли, удивленно распахнутых при виде его обнаженной груди, он поднес стакан к губам.
— Во дворе дома напротив собрались девчонки, и мои племянники разделись до пояса и пили — вот так. — И он начал пить, обливаясь ледяной водой, которая сверкающими струйками стекала по его груди. Свободной рукой он медленно растирал ее по голому торсу. — Видите? — спросил он, когда вода кончилась. — Вот что мне пришлось лицезреть сегодня целый день.
— Ясно, — произнесла Бейли так холодно, что Мэтт почувствовал себя дураком. — Вы знаете, — продолжила она, — вчера я легла поздно, так что помочь вам с компьютером сейчас не смогу. Просто… — Она сладко зевнула. — Ох, простите. Видите, я уже засыпаю.
И она ушла в дом, а Мэтт остался перед крыльцом — без рубашки, в мокрых спереди брюках и десятком комаров между лопатками. Он так и не понял, в чем допустил просчет, но без него явно не обошлось.
Тяжело вздохнув, он побрел в дом, выключил свет на крыльце, проверил, заперты ли двери. Ложиться было еще слишком рано, поэтому он надел рубашку, тщательно застегнул ее и поднялся в мансарду. Если повезет, он сумеет сегодня же найти сведения о том, кто купил дом у вдовы человека, который повесился в сарае. Может быть, хоть так ему удастся вернуть расположение Бейли.
В ту ночь Бейли спалось плохо. Во сне она снова видела Мэтью Лонгейкра, освещенного желтоватым светом фонаря над крыльцом. По его обнаженной груди струями стекала вода. Почему она не додумалась повести себя, как и следовало современной женщине, и принять то, что он так откровенно предлагал? Ведь она вдова, и он не женат. Они оба взрослые, самостоятельные люди. Что с ней не так, если ей вдруг вздумалось изображать из себя чопорную старую деву, притворяться уставшей и удирать в свою спальню? В полном одиночестве?