— Я умею уважать чужие тайны как и всякий другой человек, — сказал я, обошел его и направился в кухню.
В ней стояли большой комбинированный кухонный шкаф и электрическая плита. Противоположная дверь открывалась в веселенькую столовую с большим количеством окон и дорогим фаянсовым сервизом на столе. Стены были украшены полками с разнообразными цветными горшками, бокалами и английскими цинковыми тарелками.
И здесь было чисто прибрано: ни грязной тарелки, ни пустой бутылки.
Хотя миссис Кингсли и вела весьма свободный образ жизни, но уехала она, не оставив после себя никакого беспорядка.
Я вернулся в гостиную и вышел на террасу, ожидая, пока Чесс запрет двери. Когда он покончил с этим и повернулся ко мне, я сказал:
— Я вас не заставлял изливать передо мной душу, но и не мешал вам это делать. Кингсли не обязательно знать, что его жена путалась с вами. Хотя за этим может крыться и еще что-нибудь, не знаю…
— Ах, шли бы вы к черту! — проворчал Билл, и лицо его оставалось мрачным.
— Да-да, я пойду к черту, но скажите-ка мне: не могло ли так случиться, что ваша жена и миссис Кингсли уехали вместе?
— Мне это неизвестно.
— Может, когда вы отправились на озеро заливать свое горе? Сперва они поссорились, а потом решили выплакаться друг у друга на груди. И миссис Кингсли уговорила вашу жену взять ее с собой. Надо же ей было на чем-то уехать?
Это предположение звучало довольно абсурдно, но он ответил серьезно:
— Ерунда, Мюриэль не такой человек, чтобы плакать у кого-нибудь на груди. Когда господь ее создавал, он забыл про слезные железы. Если уж она и решила бы упасть кому-нибудь на грудь, то только не этой потаскухе. А уехала она на собственной машине. У нее был свой «форд». Моим она не могла пользоваться, потому что у него педали переделаны под мою хромую ногу.
— Да нет, я просто так подумал…
— Если вы еще что-нибудь подумали — выкладывайте!
— Знаете, для человека, только что изливавшего свое сердце первому встречному, вы чертовски обидчивы. Он сделал шаг в мою сторону.
— Хотите попробовать…
— Видите ли, друг мой, я пытаюсь отнестись к вам как к приличному парню. Что же вы так стараетесь доказать обратное?
Он тяжело дышал. Потом руки его опустились, он сделал беспомощное движение.
— Да, знаю, со мной бывает нелегко, — вздохнул он. — Вернемся по берегу?
— Охотно. Только вам не тяжело, с больной ногой?
— Я много хожу. Ничего.
Мы отправились в путь бок о бок, вполне по-дружески. Метров на пятьдесят этого дружеского единства должно было хватить. Дорога, по которой с трудом прошла бы машина, то нависала над берегом, то петляла между скалами. Примерно на половине пути находился второй дом. Третий стоял поодаль от озера, на сравнительно ровной площадке. Оба были заперты и, судя по виду, ими давно не пользовались.