— Тебе видней, — соглашается Старуха, — но смотрелки у тебя получаются хорошие… Не хочется отходить.
— Я вам подарю одно, завтра… Чтобы создать зеркало, нужно полюбить того, кто будет смотреть в него.
— Чего, чего?.. — нарочито, но искренне возмущается Старуха. — И меня тоже, выходит, полюбить?
— Конечно.
Старуха снова становится в позу, на лице ее гнев.
— Во мне-то что хорошего? — грозно говорит она.
— В каждом человеке есть то, за что его можно любить… Больше, чем себя.
— И во мне?
— Вот-вот, — как-то светло говорит Алексей, словно бы уже не Старухе, — вот она, твоя дорога… дорога к тебе, я увидел ее… какая бездна смысла… как озарил тебя Бог страданием… как я люблю твой свет…
Он словно бы идет по дороге, о которой только что говорит. Отходит от окна и садится на диван. Смотрит на Старуху, не видя ее, и закрывает лицо руками.
Старуха несколько ошарашена, подбирает упавший веник и осторожно подходит к нему. Оглядывается на дверь, Нет ли кого там, не подслушивает ли кто. И тихим голосом, будто открывая ужасную тайну, говорит Алексею:
— Бедненький… Я похороню тебя.
Снова оглядывается, подходит к двери и плотно прикрывает ее. Шаг ее в тапочках осторожен и неслышен.
— Когда ты умрешь, я похороню тебя… Тебе будет хорошо на кладбище. Там всегда лето, всегда цветы и поют птицы. Ты будешь лежать под деревом, оно опустит над тобой ветви. Тебе будет покойно… Я стану приходить к тебе, поправлять могилку, сидеть рядом с тобой… Тебе будет лучше всех, потому что я буду думать о тебе.
Алексей поднимает голову. Он светел и улыбчив.
— Господи, — говорит Старуха, — какую же тяжесть ты взвалил на себя.
Утро. Кухня. Алексей ест яичницу с колбасой, Мать напротив пьет кофе.
— Ты стал зарабатывать зеркалами… Никогда бы не подумала, что это твое увлечение сможет принести хоть какую пользу… Возьми соус, с ним гораздо вкусней.
Мать тянется к холодильнику и достает из него банку с томатным соусом… Пододвигает ему, так что банка оказывается рядом с его тарелкой. Алексей не может не заметить ее.
— Не хочу.
— Это так полезно… Ты давно не играл на скрипке. Я советую тебе делать это хоть раз в неделю, хоть по пятнадцать минут, чтобы не отвыкла рука.
— Не хочу, — говорит Алексей, поднимая на Мать глаза, и не замечая баночки с соусом рядом с ним.
— Ты обиделся, из-за этой шлюхи… Пойми, если бы она не платила за девочку, очаровательное, кстати, создание, я бы на порог ее не пустила… Но тебе нужна женщина… в твоем возрасте… в этом нет ничего стыдного, это физиология… естественная потребность.
— Я давно не играл на скрипке, — говорит Алексей мягко, — давно не играл в шахматы, давно не рисовал, не лепил из пластилина, давно не танцевал, давно не собираю марки, — я давно не делал ничего из того, к чему приучала ты меня в детстве…