Причиной моей поездки в Москву были расхождения в политике Югославии и СССР в отношении Албании. В конце декабря 1947 года из Москвы поступило послание, в котором Сталин требовал, чтобы кто-нибудь из югославского Центрального комитета – обо мне он говорил только по имени – приехал для согласования политики двух правительств в отношении Албании.
Разногласия давали о себе знать по-разному, и особенно проявились после самоубийства Наку Спиру, члена албанского Центрального комитета.
Связи между Югославией и Албанией развивались во всех областях. Югославия направляла в Албанию все больше всевозможных специалистов. В Албанию отправлялось продовольствие, хотя Югославия сама испытывала его недостаток. Началось создание акционерных компаний. Оба правительства пришли к принципиальному согласию о том, что Албании следует объединиться с Югославией, что решило бы проблему албанского меньшинства в Югославии.
Условия, которые югославское правительство предлагало албанскому, были намного более благоприятными и справедливыми для албанцев, чем, для сравнения, те, которые Советское правительство предлагало Югославии. Очевидно, однако, что проблема заключалась не в степени справедливости, а в самой природе этих отношений. Часть албанского руководства втайне была глубоко против югославского подхода.
Наку Спиру – худощавый, болезненный, очень щепетильный, с прекрасным интеллектом – в то время руководил в албанском правительстве экономическими вопросами и был первым, кто восстал против Югославии, требуя независимого развития Албании. Его позиция вызвала резкую реакцию не только в Югославии, но и в албанском Центральном комитете. Ему особенно противостоял Кочи Хохе, албанский министр внутренних дел, который впоследствии был расстрелян по обвинению в том, что он занимал проюгославскую позицию. Рабочий с юга Албании и ветеран-революционер, Хохе пользовался репутацией самого стойкого партийца, несмотря на то что Энвер Ходжа – несомненно, более образованная и более живая личность – был генеральным секретарем партии и премьером правительства. Ходжа тоже присоединился к критике Спиру, хотя его истинная позиция оставалась неясной. Бедняга Спиру, оказавшись в изоляции, обвиненный в шовинизме и, вероятно, на грани исключения из партии, покончил с собой. С его смертью началось нечто такое, чего он никогда не мог себе представить, – ухудшение югославо-албанских отношений.
Конечно, все это замалчивалось от общественности. Позднее, после открытого разрыва с Югославией в 1948 году, Энвер Ходжа поднял Спиру на пьедестал как национального героя. Но в верхушках обеих стран это дело оставило плохое впечатление, которое невозможно было развеять утверждениями о трусости Спиру, мелкобуржуазном духе и тому подобном, чем всегда изобилует арсенал коммунистических клише.