Дискуссия на какое-то время улеглась.
Сталин больше не развивал вопрос о федерации. Позднее в форме указания он повторил, что федерация между Югославией, Болгарией и Албанией должна быть создана немедленно. Но из сформулированной им позиции и неопределенных в то время намеков советских дипломатов представлялось, что советские руководители также флиртовали с мыслью о реорганизации Советского Союза путем присоединения к нему «народных демократий» – Украины с Венгрией и Румынией и Белоруссии с Польшей и Чехословакией, тогда как Балканские государства должны были объединиться с Россией! Какими бы неопределенными и гипотетическими ни были эти планы, ясно одно: Сталин искал решения и формы для восточноевропейских стран, которые обеспечили бы и укрепили господство и гегемонию Москвы на длительное время.
Как раз в тот момент, когда казалось, что вопрос о таможенном союзе, то есть о болгарско-румынском соглашении, урегулирован, старик Коларов, как будто вспомнив что-то важное, начал объяснять:
– Не могу понять, где товарищ Димитров совершил ошибку, ведь мы предварительно послали проект договора с Румынией Советскому правительству, и Советское правительство не сделало никаких замечаний относительно таможенного союза, за исключением касающихся определения агрессора.
Сталин повернулся к Молотову:
– Они присылали нам проект договора? Молотов, не смутившись, но и не без язвительности:
– Ну да.
Сталин, с сердитым смирением:
– Мы тоже совершаем глупости.
Димитров ухватился за этот новый факт:
– Именно это было причиной моего заявления. Проект был послан в Москву. Я не предполагал, что вы имеете что-либо против него.
Но Сталин оставался тверд:
– Чепуха. Вы рванули головой вперед, как комсомолец. Вам захотелось изумить мир, как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы никому не даете знать, что делаете, и нам приходится узнавать все на улице. Вы ставите нас перед свершившимся фактом!
Костов, который в то время отвечал в Болгарии за экономические вопросы, тоже пожелал что-то сказать:
– Трудно быть маленькой и неразвитой страной… Я бы хотел поднять некоторые экономические вопросы.
Но Сталин оборвал его и адресовал к компетентным министрам, указав, что это была встреча для обсуждения разногласий между тремя правительствами и партиями во внешней политике.
Наконец слово взял Кардель. Он был красным и, что было у него признаком волнения, втягивал голову в плечи и делал паузы в предложениях там, где они не были нужны. Он указал, что договор между Югославией и Болгарией, подписанный в Бледе, был предварительно представлен Советскому правительству, но Советское правительство не сделало никаких замечаний, кроме относящихся к сроку действия договора, – вместо «бессрочного» оно предложило «на двадцать лет». Сталин молча и не без укора взглядывал на Молотова, который опустил голову и сжал губы, фактически подтверждая заявление Карделя.