– Обыкновенный заказ. Гастингс работал на Боббера.
– Работал? – растеряно переспросил Шварцвальд.
– Ну… наверное, и работает, – Пуаро понял, что прокололся.
– Значит, вы пригласили Гастингса на корабль, зная, что он убийца?
– Я не сторож брату своему, – медленно произнес бельгиец. – Вы хотели правду, вы ее получили. А сейчас разрешите откланяться. – Он развернулся и пошел от Шварцвальда прочь.
– Постойте, – крикнул тот, – а где Гастингс теперь?
– Понятия не имею.
Гастингса не было в живых. Рано или поздно за ошибки приходится платить, иногда жизнью. Гастингс совершил роковую ошибку не тогда, когда перепутал Абрама с Адамом, а тогда, когда решился увести заказ у Бельгийца. А ведь его предупреждали, что Бельгиец не любит конкурентов. «На хую я вертел этого Бельгийца, – сказал он себе. – Знать его не знаю». Очень были нужны деньги. А теперь? Нужны мертвецу деньги? Дружки Бельгийца напали на Гастингса прямо в гостиничном номере. После недолгой борьбы его скрутили и удавили, а потом, закатав в бочку с цементом, выкинули в реку в районе Автозаводской.
Эркюль Пуаро шагал по летней Москве, мурлыкая песенку. Он был доволен: как всегда, одним выстрелом Бельгиец завалил целую стаю вальдшнепов. Крупный заказ с наводкой на Боббера выполнен. Наглый выскочка Гастингс наказан. Сюжет для новой книги готов.
Пуаро и раньше иногда удивлялся, почему никому не приходит в голову простой вопрос: как случается так, что он, великий сыщик, всегда находится рядом с преступлением? Пуаро в замке – там убивают. Пуаро в поезде – и там убивают. Пуаро на корабле – глядишь, тоже убийство. Бельгиец усмехнулся. Он любил свою работу, но сейчас хотел отдохнуть. Сладко хрустнув глянцевым пригласительным, он повернул стопы к Пушкинскому музею. Бельгиец желал присутствовать на открытии выставки «Москва – Берлин».
Бондаренко встал рано. Погода не предвещала ничего дурного. Спустившись в подъезд, подошел к почтовому ящику, подумал: «Вот и все, час пробил». Вставил старый золоченый ключик в ржавый замок. В ящике, сложенная вдвое, лежала миланская газета «Репубблика».
Бондаренко вышел из подъезда. Он сел в кафе и открыл газету на нужной странице. Факты, события, люди – все разом пронеслось в голове. Бондаренко вспомнил молодого Вильгельма и летний день 1966-го, когда симпатичный однопроцентный кандидат впервые переступил порог лаборатории. Вспомнил красивое лицо Лии, которую подобрали для Вильгельма комбинаторы Фрейна. Вспомнил родившихся близнецов, приставленную оберегать их Зою, вспомнил каждый день тяжелой, ни на минуту не отпускающей от себя реальности. Бондаренко не хотел заглядывать в будущее. Он хотел прожить окончательную реальность легко, без груза воспоминаний о реальности прежней. В конце концов, это его право. Он слишком много сделал в этой жизни.