– Всецело, министр.
– Тогда зачем парашютисты? Почему не опытный дипломат шелленберговской выучки, который знает славянский мир, умеет работать и, без сомнения, сможет спровоцировать ситуацию, при которой ввод войск станет неизбежным? Как зовут того ловкого человечка из ведомства Шелленберга?
– Макс, – ответил Гейдрих, прекрасно понимая, что на самом деле фамилия Макса Риббентропу отлично известна.
– Вот-вот. Макс. Подобные люди хорошо умеют обтяпывать такие делишки. Поговорите о нем с Шелленбергом. И не забудьте повстречаться с нашим другом Розенбергом. Он должен быть уверен, что вы являетесь его надежным тылом в опасной игре.
– Понятно, министр. Разрешите идти?
– Пожалуй.
– Хайль Гитлер!
– Да ладно вам…
15
– К чему афишировать нашу расовую непреклонность? Давайте научимся афишировать свою терпимость – хотя бы на определенном этапе. Путь к конечной цели никогда не бывает прямым, Гейдрих, не мне это вам говорить.
Гейдрих устроил встречу с Розенбергом на следующий же день. Как и просил Риббентроп, Гейдрих сидел и почтительно слушал рейхсляйтера с одной целью: получше запудрить ему мозги. Иногда он задавал наводящие вопросы:
– А что если Югославия обратится к коммунизму? Как быть в этом случае? Как уничтожить коммунистическую угрозу без оккупации?
– Источник коммунистической угрозы находится гораздо дальше на Востоке, мой друг. Все, что мы делаем, связано с борьбой против этой угрозы. Наша задача в Югославии – не война, а подготовка почвы к грандиозной евразийской реконструкции! Лишь концепция евразийства в полной мере способна избавить мир от коммунизма. Поэтому я отвечу вам вопросом, который только поначалу может показаться странным: сколько русских эмигрантов, по вашему мнению, живет в Югославии?
– У меня нет под рукой точных цифр, рейхсляйтер.
– У меня есть точные цифры. Их там более трехсот тысяч. Из них примерно тридцать тысяч представляют для нас – в свете неизбежной кампании на Востоке – очевидный интерес. Вот это и должно стать объектом вашего самого пристального внимания в Югославии. Мы должны иметь в резерве определенную русскую силу, которая сможет проводить в России «евразийскую» политику. Украина и Белоруссия, безусловно, отойдут к нашим колонистам, а вот оттесненные за Урал славяне-русы станут скорее всего объектом уничтожения со стороны Китая или Японии. Хорошо ли это? Мы ведь еще не решили, на кого следует делать в Азии окончательную ставку: на утонченный дух Японии, на желтую массу Китая, или все же на славянское меньшинство.
– Хорошо, рейхсляйтер, – ответил Гейдрих после короткой театральной паузы, – однако не могу не поделиться сомнениями: если определенную национальную терпимость к латинянам Франции я понимаю, то в отношении славянского стада – простите меня – понять не могу.