— В таком случае, ваша светлость, я бы тоже его учуял, ведь нюх у меня лучше вашего!..
Перекидываясь такими словечками, они рыскали по пригородным садам. В один сад спускаться не стали («Тс-с-с! — прошипел достопочтенный Арчибальд Фицхью. — С-собаки!»), а пробежали поверху, по стене, словно крысы размером с ребенка.
Шмыг — главная улица, шнырь — дорога на холм. Кладбищенская ограда. Они вскарабкались на нее, как белки, и принюхались.
— Ос-сторожно, с-собака! — просвистел герцог Вестминстерский.
— Где-где? Ну уж… Пахнет не псиной, — возразил епископ Бата и Уэллса.
— Кое-кто даже кладбище не унюхал, — заметил достопочтенный Арчибальд Фицхью. — А? Собака, собака!
Троица спрыгнула на землю и побежала по кладбищу, отталкиваясь и ногами, и руками, к упырьей двери под обугленным дубом.
И застыла.
— Это что еще за явление? — сказал епископ Бата и Уэллса.
— Мать честная! — воскликнул герцог Вестминстерский.
Никт проснулся.
В лунном свете над ним склонились три улыбающиеся физиономии — высохшие, как у мумий, но подвижные и очень любопытные. Никт увидел острые грязные зубки, черные глазки-бусинки и нетерпеливо постукивающие когтистые пальцы.
— Вы кто? — спросил мальчик.
— Мы, — заговорило одно из существ (Никт обратил внимание, что они с ним почти одного роста), — великий народ, вот кто мы такие. Это герцог Вестминстерский…
Самое крупное из существ поклонилось:
— Весьма польщен.
— …это епископ Бата и Уэллса…
Ухмыляющееся существо с острыми зубами и невероятно длинным и тонким языком совсем не походило на епископа, какими их представлял себе Никт. Существо было все в пятнах, как пегая лошадь; крупное пятно вокруг глазницы скорее напоминало повязку пирата.
— …а я в некотором роде имею честь быть достопочтенным Арчибальдом Фицхью. К вашим услугам!
Троица дружно поклонилась.
Епископ Бата и Уэллса сказал:
— А ты как здесь очутился, отрок? Только смотри, не бреши! Помни, пред тобой священнослужитель!
— Так ему, ваше преосвященство! — хором воскликнули его приятели.
Мальчик рассказал все: никто его не любит и не хочет с ним играть, никто его не ценит и даже опекун его бросил.
— Чтоб мне лопнуть! — сказал герцог Вестминстерский, почесав нос (крошечный выступ, состоявший в основном из ноздрей). — Чего тебе не хватает, так это места, где бы все тебя понимали.
— Нет такого места, — вздохнул Никт. — И с кладбища мне выходить нельзя.
— Есть целый мир друзей и приятелей по играм! — сказал епископ Бата и Уэллса, высунув длинный язык. — Город, где царит веселье и волшебство, где тебя оценят по достоинству и не будут тобой пренебрегать.