В России же муки так велики, что человеческое воображение их не
вмещает, как не можем мы себе представить ни такого страшного
греха, для которого они могли бы служить искуплением, ни такого
великого блага, которое могло бы их окупить. Большевистское
государство, заполнившее собой безгосударственную пустоту,
образовавшуюся после революции, совместило в себе начала столь
противоположные, что уже одно представление об их совместимости
подавляет наше сознание: жгучую остроту мучений с мучительной
длительностью, безмерность разрушения с нестерпимой узостью
домашнего обихода: жизнь на протяжении двух материков мнется,
гнется, ломается с невозмутимым спокойствием и будничной
простотой, точно порошок в ступе готовят. И вот около этой
дьявольской лаборатории, тут — наш грех, великий грех русского
еврейства»
(И.М. Бикерман. «Россия и русское еврейство»/ Сб. «Россия и евреи»),
Итак, 27 февраля или 25 октября была оборвана историческая
нить, ткавшаяся целое тысячелетие? Февраль или Октябрь рокового
1917-го взорвал исторический фундамент Великого Государства,
столкнув его в бездну «дьявольской лаборатории», в кровавой
мясорубке которой были перемолоты десятки миллионов славянских
жизней?
В ответе на этот вопросе я безусловно разделяю мнение
Бикермана и вслед за ним готов повторить: ни один честный
человек не может не признать, что власть большевизма без
предшествовавшей ей революции была бы невозможна; что
большевики явились следствием государственного разложения,
начавшегося с первого же часа революции — Февральской
либерально-демократической революции. Невозможно не признать и
факт бесспорного участия «лучших людей» страны в чудовищном
антинародном преступлении, коим обернулся
«либерально-демократический» прорыв по всему государственному
фронту Российской Империи.
Но есть моменты, в которых я кардинально расхожусь с мнением
вышеупомянутого автора. А именно — в том, что великий грех
погубления русского державного исполина явился результатом
сугубо внутренней русской инициативы; что замысел, подготовка и
осуществление Февраля 1917 года ковались исключительно в недрах
русских общественных кругов; что, наконец, по духу своему и по
сути своей Февральская революция целиком и полностью была
«русской национальной». Нет, в этом смысле ее скорее можно
назвать «интернациональной» и отнести к плодам кипучей
деятельности все той же дьявольской лаборатории — глобального
антихристианского подполья, откуда протянулись смертельные
«либеральные» щупальца, сомкнувшиеся на горле Матушки-России.