Это звучало не слишком многообещающе, но мы с Джинной были едва знакомы, расспрашивать не хотелось.
— Мистер Дейч-младший выдал мне сливок, и я сделала масло.
— Ух ты, это как? — поинтересовалась Джинна. И, не дав мне ответить, добавила: — Можешь не рассказывать, я терпеть не могу готовить.
Я протянула ей контейнер с маслом:
— Думаю, его лучше хранить в холодильнике. — Я стояла, чувствуя себя очень неловко, гадая, пригласит ли она меня в дом, гадая, смогу ли я сейчас вынести чье-то общество. Внезапно мне показалось, что в доме холоднее, чем на улице. — Увидимся на той неделе, — сказала я.
— Чаю не хочешь? — предложила она. Но предложение запоздало, и мы обе это знали.
— Спасибо, мне надо домой, — ответила я, хотя мне совсем не надо было домой.
— Возьми рогаликов, у нас их целая куча. — Марк работал водителем фургона, развозил хлеб. — Я же сказала, я понятия не имею, когда он вернется, да и в любом случае он никогда не ест дома.
— А тебе без него не тоскливо? — спросила я.
Джинна передернула плечами:
— Привыкла. Он и когда дома все больше молчит.
Она засунула рогалики в пакет.
— А где сын?
— В школе, — откликнулась она удивленно.
Ну, еще бы, я бы должна знать, что в это время дня дети на уроках — будь я настоящей матерью.
— Спасибо за рогалики.
Она закрыла дверь, а я пошла восвояси; обе были рады, что разговор окончен.
Я смотрела в холодильник, решая, в каком стиле у меня будет нынче завтрак, прикидывая, хороши ли будут черствые рогалики с самодельным маслом, — и тут позвонил адвокат из Нью-Йорка. Соединил нас его ассистент Макс.
— Не исключено, что рукопись действительно принадлежит Владимиру Набокову, — объявил он без всяких предисловий. Мне показалось, что он взволнован. — Эксперт из «Сотби» дал предварительное заключение: вероятность, что это подлинник, достаточно высока. Они хотели бы встретиться с нами у меня в офисе. — Судя по голосу, ему льстило, что к нему явится представитель известного аукционного дома. — Разумеется, предварительно нужно будет показать им весь подлинник целиком.
Тут он, резко сменив тон, проорал что-то насчет «гребаного аффидевита Голдсмита». Я поняла, что он одновременно разговаривает по другому телефону. Не переводя духа, он вернулся к беседе со мной:
— А вот самый интересный момент: они спрашивают, не хотите ли вы продать рукопись до получения официальных документов.
— А зачем?
— С нашей точки зрения, если это действительно подлинная рукопись Набокова, тем самым вы сможете избежать дорогостоящих судебных разбирательств — ведь ваше право на рукопись наверняка оспорят. Они согласны взять всю ответственность на себя. — Он явно был в курсе, что дорогостоящее судебное разбирательство мне не по карману. Мне не по карману даже самое что ни на есть дешевое судебное разбирательство. — А если выяснится, что рукопись не подлинная, тогда она и вовсе ничего не стоит и окажется, что мы упустили единственный случай использовать ее финансовый потенциал.