— Доброе утро, Марджи, рада вас видеть.
— По субботам я иногда езжу с Биллом. Это не разрешается, но всем, по сути, наплевать.
На Марджи были высокие сапоги и аккуратно подобранный ансамбль, не слишком вычурный, не слишком пресный, сидело все идеально. Короткая дубленка, под ней рубашка, заправленная в брюки, — немногим американкам хватит смелости на такой образ.
Марджи закинула мешок с почтой на столик и пристроилась со мной рядом, перекрестив лодыжки длинных ног. Четырехпудовую псину она будто и не замечала, Марджи ведь любила кошек. Падал снег. Марджи окинула взглядом мой дворик.
— Тут хорошо играть, — заметила она с ноткой какой-то тоски. — Вашим детям здесь нравится?
Я не смогла поднять на нее глаза.
— Их отец сегодня перебрался в Онеонту. Я теперь увижу их только через две недели.
— Как вы это можете терпеть?
— Никак не могу, — ответила я.
— Почему же вы не боретесь за своих детей? Чего-то я тут не понимаю. Уйти от мужчины — одно, но потерять детей?..
Я не знала, что ей ответить. Я задавала себе тот же самый вопрос каждое утро с тех пор, как их потеряла, каждое утро и каждый вечер моей дурацкой жизни.
— Что вам нужно, чтобы их вернуть, деньги? Сколько?
— Мне с Джоном не тягаться. Он все делает по плану, — ответила я. — А потом, он знает в этом городе каждую собаку. И все его любят. Я проиграла дело в суде, у всех у них на глазах. Меня лишили родительских прав. И ничего я в своей жизни с тех пор не исправила. Если я сейчас снова попытаюсь с ним судиться, то опять проиграю.
— Но вы же их мать, господи прости!
Я уставилась на мерзлую траву.
— Я очень хочу их вернуть, — сказала я, обращаясь к сапогам Марджи.
Марджи встала:
— Ну так и верните. Составьте свой план и придерживайтесь его. Одной надеждой не проживешь.
Последние слова придавили меня, точно камнем. Она ошиблась, нет у меня никакой надежды.
— Найдите адвоката, найдите мошенника, найдите, черт возьми, куклу-вуду. — Голос у нее был расстроенный. Я не могла понять — из-за меня или из-за чего-то другого. Марджи пошла прочь и напоследок крикнула через плечо: — Они должны быть здесь, с вами, ловить снежинки, и все такое.
Глядя ей вслед, я думала про отца: он всегда знал, как поступить. Как он это делал, я так и не поняла, но он умел отпустить от себя все плохое. Четыре-пять слов — и плохое будто бы улетучивалось. В умении отпускать плохое отец мог потягаться с любым дзен-буддистом. А кончилось тем, что он отпустил от себя весь мир. Может, мир и вращается по той же орбите, что и при его жизни, а может, падает в бездну, не мне судить.