Я сидела на холодной столешнице и тосковала по папе. В тот момент утрата ощущалась острее, чем каждый раз перед сном или каждое утро, в момент пробуждения, когда приходится напоминать себе, что его больше нет.
Я знала, что ничего путного из этого не выйдет, и все же решила позвонить маме. Велела Матильде ждать, вынесла телефон в холодный дворик. Вместо того чтобы поздороваться, мамочка осведомилась с подозрением:
— Это кто?
Я объяснила, что это ее единственное дитя. Попыталась простить ей это неузнавание — я ведь так редко ей звоню, и потом, она забегалась перед свадьбой.
Я услышала, как звякнул таймер микроволновки и мама принялась что-то жевать.
— Сосиска из индейки, — сообщила она. — Без хлеба, зато низкокалорийного кетчупа можно добавлять сколько хочешь.
Мама пожаловалась, что уже месяц сидит на диете Аткинса и не может без боли смотреть даже на крекеры.
— А какого размера у тебя свадебное платье, мам?
Мама прекрасно влезала в четвертый размер.
— Нулевка. Я решила, что начать лучше с этого, потому что в браке люди толстеют.
— В прежнем браке ты не растолстела, — напомнила я.
— Потому что жила с твоим отцом, а теперь он умер. — До меня донесся какой-то звук, она то ли всхлипнула, то ли проглотила кусок сосиски.
Вот такой вот размытой логикой она пичкала меня всю жизнь. Я уже давно сообразила, что лучше и не пытаться понять, как оно там на самом деле.
Я сказала ей, что Джон увез детей в Онеонту.
— А на свадьбу они приедут?
Прекрасно зная, что мама предпочитает не замечать реальности, я все-таки обалдела:
— Мама, мне теперь до детей два часа дороги. Мы даже живем в разных округах.
— Очень неприятно, милочка.
— Я вот все думаю: как бы на моем месте поступил отец? — сказала я. — Как бы папа поступил?
— Он бы их вернул. Твой отец никого не боялся. Он мог найти общий язык с любым человеком. Даже, например, с Усамой бин-Ладеном. — Она произнесла это так, будто на свете есть другой бин-Ладен, с которым проще договориться. — И никогда не терял времени попусту.
Последнее было сказано в упрек. Да и по делу. Мама убеждена, что я страшная лентяйка. Еще в детстве она ругала меня, когда я часами неподвижно сидела у окна, заучивая наизусть книги. О том, что мне полезно самоусовершенствоваться, она как-то не думала, думала только о том, что надо прилагать побольше усилий, — например, научиться бить чечетку.
— Барб, тебе почти сорок лет. Твой отец умер. Твой отец не знал страха и умел найти выход из любой ситуации. Он бы что-нибудь придумал. Он бы никогда не разрушил свою семью.
Тут она была права.