— Товарищи! — возгласил Андрей Интелик. — Не раз мы собирались здесь, чтобы клеймить позором недругов народа. Мы оставляли наши семьи, мужей и жен, сестер и братьев, отцов и старых матерей, наших детишек малолетних; все, как один, мы выходили и протестовали, мы не жалели сил, моля всевидящих богов… — постепенно голос Андрея съехал почти до шепота, заставляя толпу таить дыхание, вслушиваясь в каждое слово, затем последовала томительная пауза, и вдруг с невероятной силой он воспрянул: — Возрадуемся же, товарищи! Час избавления уж близок! Всеблагий Виктор, отец наш, бог и властелин, услышал упования народа!
Восславим же его, Божественного Виктора!
— Да здравствует Божественный Виктор, отец наш, бог и властелин! — зашумела толпа. — Да здравствует и царствует над нами! Да продлит Пантократор дни его!
Когда верноподданнические восславления стихли, Андрей вновь выдержал паузу и вновь воскликнул громозвучным голосом:
— Товарищи, божественный наш повелитель соизволил удалить правительство Юстинов!..
— Долой Юстинов! Когда же будет им конец?! — прогремел чей-то разгневанный голос, как будто не об этом только что сказал Интелик.
— Великий, милосердный повелитель назначил исполнять обязанности первого министра светлейшего князя и сенатора Корнелия Марцеллина, друга народа, — возгласил Андрей. — Вы спросите меня, товарищи:
«Андрей, имеешь ты причины говорить хорошее об этом человеке?». И я отвечу вам: имею, потому как князь Корнелий Марцеллин — наш друг, радеющий за наше благо!
— Вот уровень его аргументации, — шепнула София Медее. — Корнелий друг народу, потому что он народу друг!
— Корнелий Марцеллин — великий человек, честнейший, справедливейший, мудрейший среди отцов и матерей Сената, — вещал Интелик. — Первый из них он возвышал свой сильный голос за народ, опротестовывал правление Юстинов, поддерживал наше народное движение. Возрадуемся, люди Амории: великий человек пришел по воле милосердного владыки, чтоб мы, трудящиеся массы, почувствовали счастье!
— Корнелий! — закричали в толпе. — Хотим светлейшего Корнелия первым министром!
Восклицания волнами понеслись по толпе. Соседка Софии и Медеи, та самая домохозяйка, тоже крикнула:
— Хотим Корнелия! Кор-не-лий, Кор-не-лий, Кор-не-лий!
Подруги переглянулись.
— Да-ешь Кор-не-ли-я… — неслось по рядам.
Андрей воздел руку, и крики стихли.
— Товарищи! Вы знаете, что завтра в полдень мы, делегаты, голосуем по Корнелию…
— Знаем, знаем… — пронеслось по толпе.
— Я спрашиваю вас, народ Богохранимой Амории, — рука оратора распростерлась в толпу, — как нам голосовать, твоим избранникам, по воле милосердного владыки или против воли?