Лорел почти не слышала его, глядя на сине-зеленые холмы, уходившие вдаль, на сколько хватал глаз. Однако, как ни мало она помнила о своем раннем детстве, она знала, что ее жизнь началась где-то в этих краях.
Дядя Эдвард очень мало рассказывал о Биллингтоне. Понимая, какую боль ему причиняли воспоминания о сестре, которую он потерял, Лорел перестала расспрашивать дядю. Теперь его уже не было, и ответы на ее вопросы навсегда ушли вместе с ним в могилу.
Если только она не сумеет узнать что-нибудь сама…
Лорд Манстер что-то бубнил, а она продолжала смотреть на холмы и долины, которые когда-то называла домом. Почему она не могла ничего вспомнить о той жизни? Все ее существо до кончиков пальцев дрожало от желания дотронуться до чего-нибудь из своего прошлого.
Мелинда взяла в ладони ее руку.
— Что-то случилось, дорогая? Вы побледнели, и рука у вас совсем холодная.
— Ветерок становится прохладным. Давайте вернемся к остальным гостям.
— Еще один бокал вина согреет вас, Лорел.
Она почувствовала, как сжались пальцы Мелинды, когда лорд Манстер назвал ее по имени. Их взгляды встретились, и она приподняла бровь, как бы говоря: «Это не моя идея», — и надеялась, что графиня это поняла.
Они вернулись под тент, где было шумно и суетились лакеи, собирая посуду. Все уже встали со своих мест.
— Мистер Джайлс Хендерсон из «Бат корпорейшн» отвечает на вопросы, касающиеся павильона, — сообщила им леди Девонли. — А потом он проведет всех и покажет, где будут установлены все эти устройства.
Лорд Манстер вложил в руку Лорел бокал с вином. Она рассеянно поблагодарила его, все ее внимание сосредоточилось на походке, легких движениях длинных ног появившегося Эйдана. Он остановился около толпы, собравшейся вокруг олдермена.
Толпа расступилась, впуская его в круг. Женщины приседали, мужчины кивали. Некоторые, перед тем как снова остановить свое внимание на ораторе, перекинулись с Эйданом несколькими словами.
Лорел испытывала противоречивые чувства, глядя, как властно он управляет людьми. И думая, как легко он одним словом или жестом мог бы подчинить ее, если бы она не была осторожной. Она уже уступила соблазну в театре, когда позволила ему поцеловать ее, и еще раз вчера, когда поехала за ним на Эйвон-стрит. Она сделала это, чтобы побольше узнать о нем, а то, что она выяснила, давало ей повод никогда не доверять ему.
«Вы расскажете мне, что вы делали в том месте и в той странной одежде?» — спрашивала его она.
«А вы рассказали мне, почему вы однажды надели желтое платье, когда должны были носить черное?»
Так они зашли в тупик. Что дальше?