Он покачал головой.
— Мы сказали — нет. Ты пей, мы все-таки отмечаем победу над терьярдером, а ты не просто чуточку помог, как скромно говоришь, а ты почти все сделал!.. Ты все равно наш друг отныне.
Гномы оживились, снова шумно сдвигали чаши над столом, проливая вино, пили, ели, орали песни, бахвалились отвагой и силой. Атарк и Урант как будто чувствуют вину, что отказали мне в таком важном для меня деле, ухаживают и подливают в кубок лично, выказывая высшую степень уважения к гостю.
На пятом или шестом кубке в одурманенный, но постоянно бешено работающий мозг над этой идеей пришла новая ослепительная мысль.
— Погоди, — сказал я им обоим, — вы абсолютно правы. Вам не стоит воевать против людей, раз для вас это не армландцы, торнедцы или фоссане, а просто люди… однако вы можете оказать мне одну небольшую услугу.
Атарк сразу же исполнился подозрительности, лицо стало мрачным и суровым.
— Что ты задумал?
— От вас потребуется пустячок, — сказал я. — Совсем-совсем. Именно по вашей части.
Он уточнил хмуро:
— Что, воевать не придется?
Я помотал головой.
— Даже забудьте про оружие. Вам вообще не надо подниматься наверх…
Атарк подумал, Урант его дважды пихнул в бок, наконец Атарк проговорил с сомнением:
— Так что там насчет Опаловой горы?
На обратном пути я останавливался перевести дыхание всего дважды, наконец поднялся по тайной лестнице и вышел в первый подвал, где из стены торчат крюки, а на цепях можно удерживать мамонтов, затем в средний, и наконец вышел в хмурое утро. Солнца не видать за низкими тучами, воздух после раскаленных подземелий особенно сырой и холодный.
Стражники ахнули, один даже ухватился за сердце, тайный интеллигент, наверное. Я прошел мимо с таким выражением лица, словно выходил цветочки нюхать.
Во дворце сразу начался переполох чуть ли не раньше, чем меня увидели. Статуйно неподвижные слуги сдвинулись с мест, кое-кто исчез, остальные провожают выпученными глазами. По ним уже можно понять, никто не ждал моего возвращения, кого посылают ловить терьярдера, того посылают на верную смерть… Ну, спасибо за искренность, Ваше Величество…
Принца Роднерика я увидел в большом зале, вокруг него придворных больше, чем бывает возле самого Фальстронга, он говорит им нечто безапелляционное таким командным голосом, что в ответ надо либо бить в морду, либо покорно склонять головы.
Они все склоняли, я прошел намеренно очень близко, принц побледнел, будто увидел саму смерть, а я прошел замедленно и неспешно через расступившуюся, как море перед Моисеем, толпу.
Он застыл, уж не знаю, к чему приготовился, а я сказал сладким голосом: