– Или как… – Александр был настолько зол на себя, что чувство самосохранения, и так-то существовавшее в нем в зачаточном состоянии, заглохло совсем.
– Ну, как знаешь… – Шацкий вздохнул и принялся медленно, как в театре, поднимать пистолет.
– Постой.
– Что, страшно? – осклабился враг, остановив руку на полпути. – Нет, если на коленки встанешь, я, может быть, и пощажу…
– Я не о том, – досадливо отмахнулся Маркелов. – На колени становиться я не буду, и ты это знаешь. Ты мне вот на какой вопрос ответь…
– Весь внимание.
– Когда мы сюда вошли, ты сказал, что все это – туфта. Что ты имел в виду?
– То и имел, – нахмурился Шацкий. – Ошиблись все… И я, и ты, и эти… Пустышка это.
– Почему?
– Элементарно… Финал-то наш писатель изменил, верно, но никакого смертоубийства там прописано не было. Вон, листки на подоконнике лежат – убедись сам.
– Я верю, – поощрил его майор. – Дальше.
– А что дальше? Если я, простой человек, вот этой рукой, – негодяй потряс пистолетом, – могу СВОЙ финал написать, то грош цена всем этим пророчествам, понял? Пиф-паф, и в дамках. Ну, напишет он еще что-нибудь, а другой кто-нибудь по-своему повернет.
– Погоди… А как же та, первая рукопись? Которую его отец написал.
– А фиг его знает, – пожал плечами Шацкий. – Может, и там туфта была.
– Понятно…
– Как тебя, – участливо спросил бывший товарищ, садясь в кресло у окна и кладя руку с пистолетом на подлокотник. – В голову? В сердце? Если ссышь, отвернись – я быстро.
Черный зрачок ствола смотрел прямо в глаза Александру. Маркелов не считал себя трусом, но смотреть, как через долю мгновения оттуда вылетит крошечный кусочек свинца в тонкой латунной оболочке и разнесет твою голову вдребезги, было невыносимо. Он отвел глаза.
– Правильно, – одобрительно заметил палач.
Ожидание затягивалось.
Майор успел сосчитать сверкающие никелем хирургические инструменты на столике, придвинутом к постели, а выстрела все не было.
«Чего тянешь?..» – хотел взорваться он, но тут что-то тяжело и глухо грохнуло о покрытый плотным ковром пол…
Шацкий, с несказанным удивлением на лице, казалось, пытался разглядеть кончик своего носа. Он было попытался поднять свободную руку, но, не донеся до лица, безвольно уронил. Потом голова его запрокинулась, из горла вырвался хрип, а пистолет выскользнул из разжавшихся пальцев.
«Припадок?..»
Размышлять о причинах странного обморока врага было некогда. Александр одним прыжком оказался рядом с раскинувшимся в кресле опером и подхватил с пола его пистолет, одновременно сунув свой, бесполезный, в кобуру. И только после этого увидел огромный кровоподтек, расплывающийся по виску Шацкого, белки глаз, закаченных под лоб, отвисшую нижнюю губу… И тусклую металлическую вещицу воле ножки кресла.