— На тебе, боже, что мне не гоже! — сердито говорил он Синеву и слал тревожные телеграммы прямо в область, минуя райком.
Лишь в самый разгар жатвы прибыла колонна новеньких машин под командованием инженера-конструктора Горьковского автомобильного завода.
— Есть все же бог на свете! — обрадовался Витковский. — Теперь мы, Захар Александрович, на коне!
Эти работали день и ночь. Иной раз и сам конструктор садился за баранку и отправлялся на приемный пункт, расположенный на узкоколейке (туда тянулись торные проселки даже из Казахстана). Ох, уж эта узкая колея на целине! Игрушечные поезда не успевали вывозить хлеб на главную магистраль.
Вскоре всюду образовались пробки, и грузовики пришлось направлять на дальние элеваторы, к черту на кулички.
Вот теперь-то Павел Фомич представлял себе отчетливо, что значит миллион пудов пшеницы.
Чтобы убрать ее, потребовались сотни машин, до тысячи рабочих, которые не знали отдыха в течение трех недель.
Но чем дальше, тем медленнее подвигалось дело: начали перепадать дожди, уборка шла рывками. Захар успокаивал директора:
— Было бы что убирать! Во всяком случае, два миллиона сдадим, это уж ясно. Помните, вы сомневались насчет выполнения чужих обязательств?
— То есть?
— Да, помните наш разговор о предшественниках, очень щедрых на обещания?
— А, вот в чем дело! Что ж, нам с вами повезло.
— Повезло, повезло. Говорят, за хорошим урожаем не разглядишь плохого работника. Когда хлебушка уродится вдоволь, то тебе прощают все: и слабую лекционную пропаганду, и отсутствие наглядной агитации, и всякие там ошибки в расстановке кадров. Больше того, тебя просят поделиться опытом, ставят в пример другим, хотя именно тебе-то и следует учиться у других.
— Понятно. Был бы дождик, был бы гром — и зачем нам агроном!
— Тем паче, в наших засушливых местах. Два-три приличных урожая подряд могут и посредственного деятеля зачислить в номенклатуру.
— Посредственность остается посредственностью, она долго не продержится нигде.
— Как сказать. Лиха беда попасть, что называется, в руководящие круги, а там уж и засуха не скоро выживет из мягкого-то кресла.
«Любопытный мужик, — думал Витковский, приглядываясь к Захару. — Зря его обидели, заменив мальчишкой. Он бы еще развернулся напоследок в своем райкоме».
Захар нравился ему этой своей деревенской рассудительностью. Что ни случись на уборке: выйдет ли из строя сцеп комбайнов или попадет под ливень ворох пшеницы на току, развезет ли дороги и прекратится вывозка зерна или завернут обратно машины с какого-нибудь приемного пункта, — Захар всегда вовремя встретится с ним, предостережет его от скоропалительных решений. Секретарь парткома был надежным громоотводом.