Они обе склонились, разыскивая алмазную висюльку.
— Позавчера, когда мы вернулись из города и застали отца дома, — начала Алитея, разводя черные побеги и не глядя на Аврелию, — а тебе следует знать, что мы понятия не имели о вашем прибытии, привратник ничего не сказал… Я не пошла к Шулиме, но услышала голос отца и тут же повернула в коридоре. Их первые слова… Ведь после джурджи Ихмет Зайдар ел у отца из рук, он никогда бы не сделал этого вопреки нему. Скажи, Аурелия: отдал ли стратегос ему такой приказ?
— Какой?
— Ты же знаешь. Чтобы Шулиму…
— Нет.
— Можешь поклясться?
— Ничего подобного я не слыхала. Ихмет…
— Да?
— Нет, я ничего не знаю.
Бриллиант сверкнул в каменном горшке, Алитея подняла украшение и, вытерев его платком, вынутым из-за широкого пояса юбки, вновь застегнула на груди.
— Понятное дело, ты понимаешь, кем на самом деле является эстле Амитасе, — буркнула Аурелия, вновь надевая парик.
— Да.
— Кем же?
— Она — ее дочка.
— Навуходоносор держит ее в качестве заложницы.
Алитея прикрыла рот веером.
— Я догадывалась.
— Ты очень похожа на нее, знаешь: лицо, силуэт, голос — вчера я с ней разговаривала, даже голос — вот только цвет волос, если бы ты переморфировала их в такое светлое золото, как у Лакатойи — словно дочка.
Алитея опустила голову.
— Она говорила мне это.
— Так?
— Она не согласится, знаю, что не согласится. Впрочем, отец был бы взбешен. Навуходоносор наверняка захотел бы мне отомстить.
— О чем ты говоришь?
— Об этой твоей идее с заменой. Не выйдет.
— Какой еще идее? Я всего лишь заметила, что вы похожи — словно мать и дочка, словно сестры.
— Ах. Ну да… Ну, говорила мне, неоднократно. Иногда мне кажется… — Вдруг Алитея нервно рассмеялась, веер затрепетал у нее в руке. — Мне не следует быть с тобой столь откровенной, ведь ты все ему расскажешь!
— Наверное, это и хорошо?
— Шулима была уверена, что это отец прислал сюда Зайдара. А он и не стал отрицать. Поссорились же они о чем-то другом.
— Поссорились?
— Они так вечно…
— Что говорил стратегос?
— Ну вот, теперь ты меня выпытываешь.
— Пожалуйста.
Алитея сделала глубокий вдох, склонив голову, она глянула на лунянку над краем веера.
— «План Госпожи — не мой план».
— Он так и сказал?
— «Цели Госпожи — это мои цели, но план Госпожи — не мой план».
— И что на это Лакатойя?
— Вот тут они и начали ссориться. Шулима все время повторяла, что он должен иметь страну, из которой мог бы повести наступление, ему следует иметь надежную и безопасную базу и исходную точку как для наступления против Сколиодои, так и на Чернокнижника. А если Навуходоносор не откроет Эгипет для стратегоса, тогда что стратегосу останется? И так далее. Что ведь Золотой сам по себе ненавидит Вдовца; что здесь дело не в том, чтобы сражаться поочередно с Македонией Чернобородого и Вавилоном, но чтобы их отделить и, может, даже повернуть против Урала; что Навуходоносора следует лишь немного прижать, попугать, и он согласится. Целая тирада. Я задержалась у двери, не вошла, мне не хотелось приветствовать его в ходе такого скандала.