— Тимотей?
Омиксос указывает пламенем большого пальца вниз.
По скользким от крови ступеням, сквозь дым и серую пыль спускается стратегос Иероним Бербелек; вначале видны кирпично-красные полы его херсонского плаща.
— Где тут Зал Рогатых Голов?
Вытер Жарник замедляет вращение своего доспеха и склоняет голову перед стратегосом.
— Прошу за мной, эстлос.
На ходу Бербелек выравнивает манжеты рукавов верхней одежды и сорочки. Застегивает последнюю пуговицу под шеей, стряхивает с плеч пепел. Теперь Форма будет наиболее важна. Аурелия приглядывается к нему сквозь успокоенный около-шлем. Эстлос перехватывает ее взгляд.
— Нужно было бы приказать Бабучкину вычистить мне сапоги, хоть на что-то пригодился бы, — посылает он Аврелии кривую усмешку.
Та улыбкой не отвечает.
— Не было измены, — говорит она. — Ты болен, видя измену, кириос.
— Почему же, было. К счастью, предали не меня.
Они выходят в выложенную гиексовым деревом залу, наполненную старинным оружием и хоругвями. Дерево, в большинстве своем, порублено и поломано, оружие разбито, знамена сгорели или горят. Сквозь выбитые окна врывается холодный ветер.
В стенах залы шесть дверей; все открыты или вырваны с петель, зща исключением северной, центральной — выполненной из бронзы и ликота, покрытой сложными барельефами. Над дверью висит рогатая башка неназванного какоморфа.
Перед дверью, с приложенными к плечам кераунетами и в безумно воющих доспехах, приготовились четыре Всадника Огня.
— Двое вошло и пока что не выходило, — сообщает вытер Аблазос. — Он остался там, в средине, на другие двери мы обрушили северные крылечки, удрать не мог.
— Закрыты?
— Они сами закрываются. Скрытые меканизмы в стене. Кириос?
— Вы только меня, случаем, не подстрелите, — бросает стратегос, выглаживая складки верхней одежды. — Нее удивляйтесь, если та пара выскочит на вас: за это время наверняка успели полюбить его от всего сердца. Аурелия, открой.
— Я пойду с тобой, кириос.
— Нет.
— Я же дала клятву. Сам не пойдешь.
Стратегос какое-то время присматривается к ней, то есть, в течение двух ударов невидимой «Уркайи», когда сыплется штукатурка и трясутся стены.
— Останешься у дверей. Не двинешься с места, даже если он станет мне вырывать сердце. Дай слово рытера.
— Кириос…
— Дай слово.
Аурелия стискивает зубы, язык пламени стреляет вверх из ее головы.
— Не могу. Не дам. Нет.
Стратегос кивает.
— Хорошо. Можешь войти.
Аурелия оттягивает молоточек кераунета, проверяет пырос на наковаленке. Дядя Жарник поздравляет ее, поднимая руку. Аурелия шепчет молитву Госпоже. Она окутывается огнем, пыр загорается в ее жилах.