Максим берет кубок, но уже не подносит его ко рту. Рука опадает на подлокотник.
Он улыбается эстлосу Бербелеку.
Лишь спустя несколько долгих-долгих мгновений Аурелия понимает, что Рог уже мертв.
— Кириос… — начинает было она, но стратегос не реагирует.
Девушка возвращается за кераунетом. От рогатых голов занялись одежды убитых, горит вся куча трупов, сладкая вонь отупляет мысли. Аурелия внезапно чувствует страшную усталость. Огонь на ней гаснет, доспех замедляется.
От двери она еще раз оглядывается. Начал падать снег, и первые белые хлопья оседают на лице, на предплечье, на окровавленной сорочке Рога. Сейчас, после смерти — каким же мелким, худым, скорченным кажется его тело, грязная Материя, освобожденная от оков Формы; в черных волосах скрывались многочисленные пряди седины, лицо покрывали тысячи морщин, синие жилки пробивались под кожей.
Аурелия выходит из Залы Рогатых Голов. Собравшиеся здесь гыппырои поднимаются, доспехи теряют разбег, они поднимают кераунеты в салюте. В первый момент она не поняла, пока не продолжила взгляды воинов. Иероним Бербелек тихо вышел за ней; они видят окровавленный стилет в его руке, в блестящей перчатке из кожи василиска.
Аурелия ступает за стратегосом, когда все неспешно проходят по разгромленным, горящим залам Арсеналам. Стычки практически завершились, не слышно уже и ударов скорпионового хвоста «Уркайи», от которых дрожала земля. Поскольку стратегос не отзывается, гегемон Жарник сам рассылает отдельные триплеты на выполнение очередных заданий.
Когда до них доносится крик с кремлевского двора, они приостанавливаются и сворачивают к крытым галереям Старого Княжеского Дворца. Совсем недавно пробили четверть одиннадцатого, а уже смеркает. Это уже конец, так завершается план стратегоса. С северо-запада на облачное небо медленно наползает черный круг Оронеи, гигантский диск воздушной страны Короля Бурь. Все вглядываются, словно загипнотизированные. Может показаться, будто Оронея движется очень медленно, но на их глазах в темноту погружаются очередные кварталы, волна мрака мчит по скованной льдом реке. Оронея продолжает снижаться, куртины вихреростов длиной в несколько стадионов уже почти касаются вершин зиккуратов и минаретов. Минута? Две? Четверть часа? В воздухе вихрь снежных хлопьев. Или это уже и вправду сумерки?
На погруженную в серой тени Москву сваливаются с неба угольные легионы Хоррора; отряды ангелов из бронзы. Бьют колокола, в тысячах окон загораются огни. Никто еще ничего не знает, но все чувствуют. На костлявых башнях кремля развеваются хоругви Острога. Максим Рог мертв, нет уже Чернокнижника — пустота, оставшаяся после его формы, пугающая свобода стискивает сердца.