— Вот что они подумают, если ты заставишь убийцу броситься на колени? Особенно же после того, как сам публично взял на себя ответственность.
Пан Бербелек пожал плечами.
— Понимаю, это было ошибкой; но она уже никогда не повторится.
А во время обедов и ужинов ему приходилось глядеть на Шулиму, беззаботно флиртующую с капитаном, навязывающую свою власть всем мужчинам на борту, а после того — и женщинам. Веер, улыбка, округлая грудь, теплый голос с аристократическим акцентом, неподдельная благодарность за каждую мельчайшую услугу, пальцы, ненадолго останавливающиеся на твоем предплечье, на руке, щеке, словно мотылек, утренний зефир, цветочное благовоние бьет в голову, невысказанное обещание мутит мысли. Ведь именно подобным способом она обвела вокруг пальца министра Бруге и неургов — так что могут сделать такой себе Вавзар или Вукаций, чтобы защититься перед ее морфой? Даже Ихмет Зайдар поддался чарам Шулимы, во всяком случае, он представлял именно это, может быть, чтобы не отличаться — но, возможно, он начал игру уже ранее, когда по капле вливал в уши Иеронима свои ядовитые обвинения? Пан Бербелек уже не мог знать точно.
Вечером 25 априлиса, в Диес Венерис[5], низко на южном горизонте они увидели сияние, искру холодного огня — свет громадного маяка на Фаросе. «Аль-Хавиджа» начала свой спуск к Александрии.
Н
ПОД СОЛНЦЕМ НАВУХОДОНОСОРА
Поскольку причал воздушных свиней находился над Заливом Эвностос, возле Лунных Ворот, а дворец эстле Лаэтитии Загис располагался на другой стороне города, над Мареотейским озером, им пришлось проехать через центр так называемой Старой Александрии, то есть, через кварталы, замкнутые в древнейших крепостных стенах, поставленных еще в 25 году Александрийской Эры, то есть во времена, когда по приказу Великого Александра здесь, на месте деревушки Ракотис, были возведены первые здания из камня и кирпича. Эстле Шулима Амитасе указывала сложенным веером стороны света, мрачные силуэты здания, очерченные огненным пурпуром закатного неба; по сравнению с небом воденбургским, оно было громадным, цветастым и сочным будто перезрелый плод. Шулима ехала в первой виктике, вместе с Иеронимом и Алитеей; Ихмет Зайдар с Абелем ехали во второй, далее уже тянулась змея из шестнадцати виктик, загруженных сундуками, и многие из этих сундуков, как предполагал Бербелек, были перегружены с «Окусты» на «Аль-Хавиджу», а теперь с нее — на двуколки, и более месяца они ни разу не открывались. Слуги Иеронима и рабыня Амитасе ехали в последней виктике. Кроме того, Шулима наняла в порту банду голых мальчишек и девчонок, всего более сорока человек, орду грязной малышни, чтобы они эскортировали их во время проезда по городу, бежали рядом с повозками и отгоняли нищих, воров, самозванных проводников, нахальных уличных торговцев, жрецов и мошенников. При случае, стало явным владение эстле языком пахлави. Хотя от обитателей Александрии следовало бы ожидать знания греческого языка, большая часть туземной бедноты, особенно тут, в восточных канопийских кварталах, знает не более нескольких греческих оборотов вежливости, предупредила Шулима. Сейчас же она объясняла виды, мимо которых они проезжали, на мягком, придворном греческом.