Внутри живота мраморного чудовища, как она называла этот дворец, София очутилась вовсе не в блестящих покоях женщины с темными пронзающими глазами. Вместо этого евнух проводил ее к узкой матерчатой кровати на втором ярусе в дальнем углу темной промозглой общей спальни. Тонкий матрац покрывал пружины, и когда она присела, чтобы достать свои пожитки, он отпружинил ее по причине своей старости.
Девять жалких грязных девушек наблюдали за ней со своих твердых полок-постелей. Несколько реплик приветствия указало на множество языков, на которых разговаривали девушки, из произнесенных фраз София не могла понять ни единого слова.
Ее отвлек голос евнуха, которому было что сказать. На обратном пути он остановился, чтобы отругать одну из девушек неизвестно за что. При этом евнух схватил ее худенькую ручку своей мясистой рукой. Девушка, маленькая как мышка, не ответила, даже если бы и могла. Она дышала с трудом и затем пронзительно завизжала от боли, смешанной со страхом, когда евнух вытолкнул ее из комнаты перед собой. София видела, как девушка остановилась у двери и что-то нацарапала на деревянной раме, о которую он ударил ее первый раз.
Позже, когда крики девушки утихли в мраморных коридорах, София поднялась и подошла, чтоб осмотреть дверную раму. Она сделала вид, будто ей надо взять блюдце масла с плавающим в нем фитилем, что являлось здесь единственным средством для освещения комнаты. Свет был нужен ей якобы для того, чтобы убедиться, что в ее кровати нет насекомых.
Но на самом деле София не могла упустить шанс рассмотреть дверь. Она увидела свежую царапину на дереве. Казалось, что невозможно сделать такую царапину, не поранив палец в кровь либо в крайнем случае не сломав ноготь. Но все, что София смогла увидеть, был только крест, отчаянный и молчаливый знак, говорящий: «Я здесь была. Мир не обратит внимания на мое короткое и несчастное существование. Но, Бог свидетель, я здесь была».
София обернулась к другим женщинам в комнате, чтобы сказать… но сказать что? Те, кто еще не спрятали свои лица в подушки, засыпая, сделали это сейчас. Она не проронила ни слова.
Много раз София чувствовала желание присоединиться к этим девушкам, которые молча плакали, уткнувшись в подушки, когда фитили гасли и никого нельзя было распознать. Слезы, по крайней мере, были способом всемирного общения. Но как-то она все же удерживалась, повторяя себе снова и снова: «Будь сильной. Будь терпеливой. Придет утро и все изменится к лучшему. Докажи этой великой женщине, что ты достойна ее внимания». У Софии было чувство, что эта женщина, как Бог, может смотреть на нее своими пронзающими глазами в темноте. Немного успокоившись, она все-таки заснула.