Сердце в Лаврецком дрогнуло от жалости и любви.
— Вы мне написали: всё кончено, — прошептал он, — да, всё кончено — прежде чем началось.
— Это всё надо забыть, — проговорила Лиза, — я рада, что вы пришли; я хотела вам написать, но этак лучше. Только надо скорее пользоваться этими минутами. Нам обоим остается исполнить наш долг. Вы, Федор Иваныч, должны примириться с вашей женой.
— Лиза!
— Я вас прошу об этом; этим одним можно загладить… всё, что было. Вы подумаете — и не откажете мне.
— Лиза, ради бога, вы требуете невозможного. Я готов сделать всё, что вы прикажете; но теперь примириться с нею!.. Я согласен на всё, я всё забыл; но не могу же я заставить свое сердце… Помилуйте, это жестоко!
— Я не требую от вас… того, что вы говорите; не живите с ней, если вы не можете; но примиритесь, — возразила Лиза и снова занесла руку на глаза. — Вспомните вашу дочку; сделайте это для меня.
— Хорошо, — проговорил сквозь зубы Лаврецкий, — это я сделаю, положим; этим я исполню свой долг. Ну, а вы — в чем же ваш долг состоит?
— Про это я знаю.
Лаврецкий вдруг встрепенулся.
— Уж не собираетесь ли вы выйти за Паншина? — спросил он.
Лиза чуть заметно улыбнулась.
— О нет! — промолвила она.
— Ах, Лиза, Лиза! — воскликнул Лаврецкий, — как бы мы могли быть счастливы!
Лиза опять взглянула на него.
— Теперь вы сами видите, Федор Иваныч, что счастье зависит не от нас, а от бога.
— Да, потому что вы…
Дверь из соседней комнаты быстро растворилась, и Марфа Тимофеевна вошла с чепцом в руке.
— Насилу нашла, — сказала она, становясь между Лаврецким и Лизой. — Сама его заложила. Вот что значит старость-то, беда! А впрочем, и молодость не лучше. Что, ты сам с женой в Лаврики поедешь? — прибавила она, оборотясь к Федору Иванычу.
— С нею в Лаврики? я? Не знаю, — промолвил он, погодя немного.
— Ты вниз не сойдешь?
— Сегодня — нет.
— Ну, хорошо, как знаешь; а тебе, Лиза, я думаю, надо бы вниз пойти. Ах, батюшки-светы, я и забыла снегирю корму насыпать. Да вот постойте, я сейчас…
И Марфа Тимофеевна выбежала, не надев чепца. Лаврецкий быстро подошел к Лизе.
— Лиза, — начал он умоляющим голосом, — мы расстаемся навсегда, сердце мое разрывается, — дайте мне вашу руку на прощание.
Лиза подняла голову. Ее усталый, почти погасший взор остановился на нем…
— Нет, — промолвила она и отвела назад уже протянутую руку, — нет, Лаврецкий (она в первый раз так его называла), не дам я вам моей руки. К чему? Отойдите, прошу вас. Вы знаете, я вас люблю… да, я люблю вас, — прибавила она с усилием, — но нет… нет. И она поднесла платок к своим губам.