Тим ехал в ночь, навстречу жмущимся к земле облакам и поднимающемуся ветру, не ставя себе конкретной цели, сворачивая с улицы на улицу, избегая автострад, продвигаясь к югу и берегу.
Не выказывая особой озабоченности, Линда рассказала ему о Деннисе Джолли и его больших мочках, о «Шеви», разваливающемся на ходу, и о ее желании облегчиться.
Они остановились на бензозаправочной станции, заполнили бак и посетили туалет. В маленьком магазинчике Тим купил коробочку таблеток с запахом ванили.
Нейтрализатор кислотности потребовался только Тиму, Линда от таблеток отказалась. Ее невозмутимость продолжала его интриговать.
Затем они продолжили путь, и он рассказал ей о «Шеви», пожарном гидранте и появлении (так не вовремя) на крыльце бородача с пивным животом.
— Ты стрелял по колесам? — переспросила она.
— Одно точно прострелил, может, два.
— Прямо на городской улице?
— Он ехал так быстро, что я не успел выставить заграждения для пешеходов и транспорта.
— Невероятно.
— Да перестань. На этой планете полно городов, где на улицах чаще стреляют, чем ездят на автомобилях.
— А где обычному каменщику хватает духа встать на пути автомобиля, которым управляет киллер, и стрелять по колесам?
— Я — не обычный каменщик. Я — превосходный каменщик.
— Ты — что-то. Я не знаю, что именно. — Она вытащила обойму из пистолета, который он у нее одалживал.
— Значит, мы одного поля ягоды. Скажи мне название хотя бы одного написанного тобой романа.
— «Отчаяние».
— Это название? —Да.
— А другого?
— «Безжалостный рак».
— Еще одно.
— «Безнадежные и мертвые».
— Попробую догадаться... они не попадали в список бестселлеров.
— Нет, но продавались неплохо. У меня были свои читатели.
— И каков процент самоубийств в этой группе? Не понимаю, ты сказала, что писала болезненные книги, вгоняющие в депрессию, скручивающие желудок. Но, глядя на тебя, я не вижу признаков хронической депрессии.
— Депрессии у меня нет. — Она вставляла в обойму патроны, которые доставала из сумочки. — Просто раньше я думала, что должна быть.
— Почему ты так думала?
— Потому что общалась с университетским людом, который обожал обреченность. И ещё из-за того, что произошло.
— Что произошло?
Отвечать она не стала.
— Долгое время я была такая озлобленная, что для депрессии просто не было места.
— Из этого следует, что ты писала злые книги.
— Злость в них присутствовала, но в основном душевная боль, мука, жалость и печаль.
— Я рад, что мы тогда не встречались. О чем печаль?
— Веди машину.
Он так и делал, но не удержался от вопроса: