Этот момент не был точкой, пройдя которую нельзя повернуть назад. Тим миновал ее гораздо раньше, когда вошел в дом Линды, когда увидел, что в гостиной у нее не телевизор, а изображение телевизора, когда принял решение, столь же твердое, что и решение Колумба, поднявшего якорь в августе 1492 года.
Тим стоял на развилке, без которой не обходится ни одно опасное предприятие, когда мозг либо мобилизует все свои резервы, чтобы достойно ответить на вызов, либо оказывается неспособным схватиться с врагом на равных, когда сердце либо берет на себя роль направляющего компаса, либо сжимается в комок в страхе перед грядущим, когда успех становится либо возможным, либо нет.
Искаженная панорама коридора показала Тиму человека (он видел только затылок), изучавшего двери на восточной стене коридора. Потом он посмотрел в сторону глазка. И Тим, несмотря на искажения, узнал киллера с миллионом водительских удостоверений.
Гладкое розовое лицо. Не сходящую с губ улыбку. Глаза, напоминающие бездонные колодцы.
Требовалось более серьезное оружие, чем пистолет калибра 9 мм, чтобы застрелить Кравета через дверь.
А кроме того, убей он этого киллера, заказчик нанял бы другого. И Тим уже не знал бы его в лицо.
Он отступил от двери, повернулся и поспешил к кровати, на которой спала Линда.
Его план теперь больше напоминал не стратегию, а удачный бросок костей.
Когда он положил руку ей на плечо, она мгновенно сбросила сонливость, словно прошла ту же школу выживания, что и он.
Села, встала и услышала от Тима:
— Он здесь.
В критические моменты Крайт ощущал себя богом, не ведая ни сомнений, ни ограничений. Он знал, что ему нужно сделать, знал, что ему нравится это делать, то есть одновременно и выполнял поручения, и реализовывал желания.
Ступив в коридор с лестничной площадки и осторожно закрыв за собой дверь, он вытащил «Глок 18» из новой плечевой кобуры. Двинулся по коридору, держа его стволом вниз.
По правую руку находились нечетные номера, по левую, в западной стене, четные. Номер 308 был пятым по счету.
Согласно данным отеля, Кэрриер и эта женщина зарегистрировались тремя с половиной часами ранее. В отличие от Крайта в понедельник они не спали до четырех часов пополудни. Уставшим, вымотанным, им наверняка хотелось верить, что уж на эту-то ночь они в полной безопасности.
Крайта безмерно радовал тот факт, что человечество не выносило реальность в больших количествах. Когда люди уходили в мир грез, он появлялся, никому не видимый, поскольку представлял собой реальность, которую они отказывались признавать.