Одно колено было разбито и кровоточило. Меня спасло только то, что я надела под брюки теплые колготки, и ссадина оказалась небольшой. Неожиданно я вспомнила, как однажды, в шестилетнем возрасте, разбила колено и Геня обработала его перекисью водорода, а потом зеленкой. Как все это жгло и как я тоненько скулила от боли, и тогда Геня из-за невозможности облегчить мою боль крепко прижала меня к себе и тихо зашептала-запела: «У кошки заболи, у собаки заболи, а у Кристины – заживи».
А потом она наклонилась и поцеловала мою коленку чуть выше разбитого места, и ее прохладные губы и успокаивающие слова сделали боль не такой существенной, словно задвинули ее, затолкали куда-то внутрь, и я, вытерев слезы, сказала, как взрослая:
– Ладно, Геня. Мне уже небольно. Пошли обедать.
Теперь мне никто не заговорит боль, и вообще, как это ужасно остаться одной: ты словно падаешь в невообразимую пустоту, к которой еще надо привыкнуть, как-то обжиться в ней…
С левой щеки была содрана кожа. Я ударилась о ступени левой стороной туловища. Болели левая рука и щека.
Я проводила ревизию в спешке, мне хотелось спать, и я быстро осмотрела себя в зеркале. Пара синяков, в нескольких местах содрана кожа, но главное – я осталась жива.
На следующий день с утра я позвонила шефу и сказала, что неважно себя чувствую: сильно болит рука, я упала перед своим подъездом, поэтому не могу прийти на работу, отлеживаюсь дома. Паша сказал, что он все понимает и пришлет ко мне Рассказова с билетами и командировочными. Лететь мне через два дня, так что руку свою я вылечить успею.
– Конечно, – пробормотала я.
Спорить с шефом мне не хотелось. Вчерашнее нападение в подъезде сегодня уже выглядело менее зловещим, хотя вопрос – кто? – не оставлял меня в покое. Я жила очень замкнуто: ни знакомых, ни врагов у меня не было. Получается, что на меня напали случайно? Хотелось бы думать, что это так… В противном случае можно сломать голову, размышляя над всем этим. Мелькнула мысль, что нападение как-то связано с моей предстоящей поездкой в Антибы… Паша клялся, что об этом никто не знает. Но в столь узком кругу все тайное быстро становится явным. Недоброжелателей у нас – хоть отбавляй. Тот же Баранов. И еще пара-тройка галерейщиков и искусствоведов, которые рады были бы получить этот заказ… Но, сколько я ни перебирала в уме кандидатуры на роль грабителя, никто на такое дело не годился.
Я вздохнула и оставила свои попытки. Рассказов приехал ближе к обеду, при этом настойчиво просил меня сказать шефу, что явился он якобы в двенадцать. От чая категорически отказался и прибавил, что ему уже пора.