— Вон, — говорит, — красноголовик стоит, дай-ка я его <1 нрзб.>.
— Погоди, — говорю, — там змея лежит.
— Ты как знаешь?
И засмеялся. Я его за рукав:
— Погоди!
И показал. Тут весь народ мне подивился, но я все объяснил.
— Чего же ты ее не убил? — спрашивал меня старик строго.
Я ему ответил так и так: хожу, мол, каждый день, она голову поднимает, показал другому, перешла на другое место, признала меня.
Старик говорит строго:
— Змея скотину нам портит, а он балуется, а еще председатель ВИКа.
После того я не мог заступиться: убили. Что делать: правда, портит скотину, только ничем она не виновата, она шипит, а скотина не слышит. Что делать: надо убить, но потешаться над этим, как у нас постоянно делают, не надо: змея неповинна.
<Приписка на полях> Конец рассказа: Старик возмутился: из-за твоей потехи мы без скотины останемся, а еще председатель ВИКа! Умел жалеть, так убей же ее ты сам. И убил я змею. Что делать? Надо убить, но… издеваться… <2 нрзб.>.
Начало: Ник. Вас. о наших достижениях в новом деле.
25 Июля. Попов рог. Есть речки такие ничтожные, что местные люди, когда их спросишь о названии, как бы совестятся и обыкновенно вначале отвечают: «Название, какое там название! Просто речка и речка». И уж если сильно просить, начать доказывать, что всякое урочище, даже в куриный носок, имеет свое название, значит, и речка их тоже достойна имени и непременно тоже как-нибудь называется, местный человек улыбнется и скажет: «Настоящего названия у нас этой речке все-таки нет, зовут некоторые, какое уже это название, и сказать-то не хочется… зовут у нас эту речку Кислица…»
Вот такая речушка вроде Кислицы больших у нас дел натворила, это она, очевидно, подпертая при своем впадении в озеро, закислила болотное пространство и создала всю Переславскую трестницу. Я до сих пор не могу разобраться в ее извилинах, поросших ольхой. Входишь в ольшаник, никакой речки нет, черная растоптанная коровами вязкая торфяная земля, сыро, грязно, неприютно, сорвался вальдшнеп (они любят такие места), полетел и запутался крыльями в густых ветках, насилу выбился. С той стороны приходил сюда, вероятно, напиться петух и застрял на опушке в прохладе. Кента по нем сделала стойку, я поспешил подвести к ней на сворке Нерль, но вдруг увидел под ногами речку в шаг шириной в черных без травинки берегах. Я лично бы мог ее перепрыгнуть, если бы хоть сколько-нибудь прочно мог поставить ногу: нога моя ушла по колено на этом берегу, а на том можно бы оказаться по шею в грязи. Черныш между тем добежал до крайнего куста, он там на том берегу, и полетел через болото в леса.