Дневники 1928-1929 (Пришвин) - страница 35

. Он революционер. В Париже его революционность остается на мели, а в этой революционности скрывается и родина и мать. Он берет еврейку, притом некрасивую, кислую и живет с ней верным сыном: лисенок сосет кошку. Трагедия пришла под самый конец. Явились большевики и евреи, лисенок стал догадываться, что кормит его не родная мать. Она же продолжала его кормить. Добыла академический паек. Он отказался. Она потихоньку его кормила, и он умер, не зная, что ест академический паек.)


Ранняя, дружная весна прекрасна в мечте, но живет не для меня: мне с такой весной не справиться, она прошумит, а я останусь ни с чем. Затяжная весна с возвратными морозами — вот это по мне! Когда затянется весна, я думаю: ну уж если даже там не совсем ладно, то мне-то и вовсе простительно. И когда среди ненастья, морозов и бурь проскочит райский денек, так обрадуешься, что о себе и забудешь. А в этом и есть секрет всякого счастья — совсем забыть о себе… Был такой день, и вечер, и одно утро этой никому незапамятно затяжной весны, когда вдруг стало все понятно, почему этой весной было столько бурь, дождей и морозов: все это было необходимо, чтобы создать такой день.

Я нанял себе извозчика ехать по шоссе до Мораловой гати, чтобы пройти потом пешком верст десять по непроезжим местам и встретить следующее утро на пойме.

Люблю пойму весной воды, но только очень немногим охотникам и натуралистам могу рассказать о своих радостях, о музыке болотного концерта, но охотник спрашивает: «а сколько убил?», натуралист — о видах и подвидах долгоносиков. Цельный человек, не специалист, которому и хочется рассказать, понятия не имеет о пойме. Кому, правда, охота весной пройти по Мораловой гати.


<Приписка на полях> Михаил Пришвин. Утро на пойме. Рассказ.>{20}


11 Мая. Вчера к вечеру стихла буря этих дней. Ночью шел дождь. Утро тихое, влажное, небо серое с просветами, солнце. В овраге внизу еще снег, а головки растаяли, и на черной земле зелень пробивается желтыми кустиками. Только у черемухи раскрылись почки, да немного у березы. На всех других почках висит по тяжелой капле воды. Когда солнце показалось, все капли наверху откликнулись ярко-зеленой, только что проглянувшей траве: «Мы гости, мы гости». И трава им: «Приехали!»

Прогулка с Дубцом. Он всего боится, жмется, чуть что и к руке и лизнет языком. Я думаю: «Возьмите у матери ее птенца или все равно у какого животного его дитя и станьте ему вместо матери, и вы удивитесь запасу нежности в природе».

В лесу Дубец еще бегает с грехом пополам, а в поле совсем плохо. В следующий раз надо взять Кенту: пусть привыкает.