Он выпил еще, запрокинув голову и влив все разом в надежде, что алкоголь согреет, молясь, чтобы он принес облегчение. Но в комнате в самом деле холодно. Он взглянул на окно посмотреть, не открыто ли оно: темнота снаружи прижалась к стеклу, словно стремясь проникнуть внутрь. "Как темно там, как черно! Каминные часы показали, что уже двенадцать минут первого.
Боже, неужели он сидит здесь так долго? Он сел в кресло с книгой около десяти, бутылка виски была не почата, даже не откупорена. Теперь в ней меньше половины, а он только чуть пьян. Наверное, чтобы обрести на ночь покой, следовало открыть шкаф с лекарствами внизу, в кабинете.
Небольшая инъекция, тщательно выверенная доза. Иногда это оказывалось единственным средством.
Как такую ночь переносит Эдмунд? — подумалось ему. Плохо, догадался доктор, и даже Бог не утешит его. Успокоение для святого человека может прийти через искреннее раскаяние, но этот путь теперь закрыт для преподобного Эдмунда Локвуда. Бедняга, он круто сдал, неся бремя всего этого, так тревожась после смерти жены, и его страдания, должно быть, ужасны. Впрочем, а каковы они у остальных причастных к этому делу?
Например, у тебя? Твоя обязанность — или считается, что это твоя обязанность, — спасать жизни, а он, священник, обязан, — или считается, что обязан — спасать души: так чья же вина больше, кто должен нести большее наказание? Ответь мне, дорогой доктор".
Он осушил рюмку и налил другую. Желанный огонь обжег горло и согрел грудь, но все равно рука продолжала дрожать.
"Если бы только Бердсмор не приехал тогда в Слит! Ведь это он зачинщик, это его кривые, окольные пути оживили нечто страшное. Нечто тайное.
Но тебе нравилась его извращенность, не правда ли? Тебе нравилось это оживление".
— Меня вовлекли, нас всех вовлекли! — Голос доктора разнесся по комнате, и на какое-то исполненное паники мгновение Степли испугался за свой рассудок. Впервые он ответил вслух на звучащий в голове вопрос.
Доктор поднес руку к лицу и, закрыв глаза, простонал:
— О Боже!
Он замер, услышав на лестнице шум, и прислушался, привлеченный чем-то кроме своих мыслей. Еще какой-то шум, что-то вроде шарканья. И голоса — ему послышались голоса. Откуда-то снизу, проникающие сквозь пол. Но этого не может быть, эта комната прямо над приемной, примыкающей к кабинету, а приемную всегда запирают на ночь. Так же как парадную дверь и черный ход в сам дом, они тоже закрыты на засов. А поскольку там лекарства, все окна на первом этаже заперты на замок, наиболее доступные даже закрыты ставнями снаружи. Никто не может сюда забраться. Пару раз пытались, но дом оказался совершенно неприступен.