Эш содрогнулся под солнечными лучами и отогнал воспоминания.
Слит был совершенно обычной деревней, разве что немного живописнее остальных и определенно спокойнее многих. И все же Эш ощущал под этим спокойствием какое-то напряжение, какое-то беспокойство.
По дороге к машине он ругал себя. Ведь ему же просто померещилось, что он сбил кого-то по пути сюда, а он все еще не оправился от потрясения! Вдобавок, подействовала внезапная враждебность владельца гостиницы, несомненно, вызванная просто нелюбовью к чужакам, сующим нос не в свое дело. А тяжесть на душе вполне может отрицательно сказаться на восприятии всего остального, что происходит в деревне.
Он перегнал машину через дорогу на стоянку рядом с лужайкой, решив пройтись до дома викария пешком. Несколько маленьких глотков из фляжки плюс водка и пиво, принятые в «Черном Кабане», похоже, превысили допустимую для вождения дозу, и хотя вряд ли в деревне был собственный полицейский патруль, Эш не хотел снова рисковать правами — неудобство было бы слишком велико. Кроме того, пешая прогулка не повредит, прочистит голову, позволит глубже погрузиться в атмосферу местечка. И день снова станет прекрасным деньком для работы.
На юге Эш заметил еле заметную игру радуги. Спектр таял перед глазами, исчезая, как иллюзия, рассеиваемая трезвым взглядом, как ложное интуитивное чувство, изгоняемое логикой.
Эш запер машину и направился к слитской церкви и к дому викария.
Он наискось пересек дорогу, прошел мимо гостиницы и сбившихся вместе лавок и жилых домов. Стиль последних изменялся от оштукатуренных, с дубовыми балками, зданий до кирпичных под черепичной крышей. Две престарелых леди по-прежнему сидели на скамейке у колодок и позорного столба и снова с откровенным любопытством посмотрели на него. Эш учтиво кивнул им, мысленно послав к черту, и изобразил самую приветливую улыбку, но не получил ответа. Старушки продолжали смотреть, поворачивая голову вслед за ним, пока он не удалился. Но и потом, идя по главной улице, Эш чувствовал за спиной их взгляды.
Он все еще улыбался — выпивка в сочетании с деревенским покоем окончательно успокоила нервы — и размышлял о безусловно приятной во многих отношениях командировке. Слишком часто его заточали в мрачных домах, заставляя всю ночь и ранние утренние часы ждать чего-то необычного, порой неестественно замерев, в одиночестве, выкуривая сигарету за сигаретой — и слишком много размышляя о прошлом.
Он ускорил шаги, не позволяя знакомому ознобу завладеть мыслями — холод возрождал воспоминания и вызывал кошмары. Перерыв после эдбрукского дела поставил его на грань безумия — Эш знал: кое-кто считал, что он перешел эту грань — и медленным выздоровлением он был обязан тупому приятию, а не отрицанию того, что случилось тогда в прогнившем особняке. Тогда его циничное отношение к сверхъестественному подверглось серьезному испытанию, хотя сам он коренным образом не изменил своих воззрений и по-прежнему верил, что в этом бизнесе (а аномальные явления в самом деле стали бизнесом) замешаны мошенники, выдумщики и аферисты — шарлатаны и жулики, выманивающие деньги у верующих, знахари, морочащие голову себе и своим последователям, плуты, которые конструировали и даже изобретали аномальные эффекты для преступных или самовозвеличивающих целей. Что же ждет его в Слите? Даже то, что его вызвал священнослужитель, преподобный Эдмунд Локвуд, не означало, что привидения были истинными, поскольку Эш уже встречался с невротиками или просто введенными в заблуждение людьми в сутане, религия не спасала их от заблуждений или безумия. И именно поэтому церковь, как правило, предпочитала сама иметь дело с подобными делами, а не обращаться к людям со стороны, рискуя подвергнуться публичному осмеянию. Эш не понял, почему к ним через своего представителя обратился местный викарий, а не его начальство. Знал ли вообще епископ об инициативе своего священника? А если бы знал, согласился бы на расследование? Или епископ не хотел оказаться лично замешанным? Это лишь некоторые вопросы, на которые должен ответить преподобный Локвуд.