– Так, понятно. Что сейчас творится?
– В деревне стрельба началась. Наших, наверное, ловили. Потом несколько взрывов было…
– Несколько – это сколько?
– Три.
– Так и отвечай в следующий раз! – точное количество взрывов было, конечно, не важно, но воспитывать Зельца надо. Пусть парень мысли в порядок приведет, а то, как в бессмертной кинокомедии: «Все пропало, шеф! Все пропало!»
– Слушаюсь! – голос Дымова стал уверенней.
– И про код не забывай!
– Так точно! Гады сейчас в… кусты пошли. Цепью. Несколько минут назад погрузили тушки на колеса и спешно умчались.
– «Двухсотые» или «трехсотые»?
– Я не очень разглядел, но и те и те были вроде…
– Давай ориентир, мы скоро подтянемся. И наблюдение продолжай! Отбой.
– Понял. Отбой.
«Судя по наличию «тушек», Антона тепленьким взять не удалось… Что уже хорошо! А если обратить внимание на то, что немчура за прочесывание принялась, то – совсем хорошо! Значит, Тохе удалось в лес ускакать. Будем его сами искать», – и, высунувшись из штабной палатки, Александр громко скомандовал:
– Отряд, в ружье!
* * *
На этот раз побудку мне устроил один из соседей, запнувшийся о мои ноги. Открыв глаза, я с трудом (хотя и легче, чем это получалось ночью) сел. Народу под навесом существенно прибавилось, и большинство в настоящий момент куда-то торопилось. «Неужто завтрак?» Поднявшись на ноги, я заковылял вслед за всеми. Рядом два бойца несли на плечах третьего, ноги которого были замотаны грязным бинтом.
– Куда идем, товарищи? – спросил я их.
Один бросил на меня косой взгляд, но ничего не ответил, а вот губы второго зашевелились.
– Я ничего не слышу! – и я показал на свое ухо.
Троица затормозила, и ответивший мне медленно, так, чтобы я понял по губам, сказал:
– Поверка.
«Удачно, что меня разбудили, – пришла мысль, – Кто его знает, какие тут порядки? Может, за невыход на построение сразу расстреливают?»
Солнце было еще невысоко и тени от караульных вышек перекрывали центральную «площадь» лагеря.
«Так, что тут у нас?» – подумал я, оглядываясь.
Лагерь представлял собой неправильный четырехугольник, размером примерно сто на двести метров, обнесенный высоким проволочным забором, метрах в пятнадцати от которого шел другой – низкий. По углам и у единственных ворот стояли вышки. И на каждой, что характерно, – прожектор. «А между заборами, как пить дать, часовые должны ходить!» – догадался я. Кроме длинного навеса, под которым я провел ночь, огромной деревянной бочки в одном из углов огороженного пространства и пары дощатых домиков, у ворот на территории лагеря ничего больше не было. И тут же, будто в подтверждение, из-за караулки вышел немецкий солдат и двинулся вдоль колючки.