– А? – и я вопросительно посмотрел на дверь.
– За Татьяну не бойтесь – кремень-баба! Да и интерес у нее личный.
– Какой же? – спросил я, подвигая к себе тарелку с салом, и сделал знак вошедшему в этот момент Трошину, чтобы тот присоединялся к трапезе.
– Дак у нее муж-то большой чин в Красной Армии. Комиссар дивизии цельной! Так что, прячу я ее. Да вот, вишь, дочка подвела ее. Одно слово – городская.
– Понятно… – сказал я с набитым ртом. – Семен Акимыч, а ты сам, похоже, нездешний. Откуда будешь?
– По говору узнали? Ну да, ну да… Я еще поутру понял, что вы человек серьезный…
– Ты давай, дифирамбы мне не пой, а отвечай, – прервал я старосту.
– Из-под Звенигорода я… – ответил он. – Как в тридцать шестом освободился с поселения, так, сами понимаете…
Ну да, поражение в правах… Понятно, что в родные места ему возврата не было.
– А что в Сибири-то не остался?
– Климат не понравился… – нехотя буркнул Акимыч и постарался перевести разговор на другую тему. – Вы по делу ко мне приехали или так, на огонек заглянули?
– Ох, и хитер ты, господин с т а р о с т а… – я голосом выделил последнее слово, – по делу, конечно. Как там буренки поживают?
– Хорошо поживают, кабы не безрукие некоторые.
Надо сказать, что меня весьма заинтересовала манера Акимыча без запинки произносить «вумные» слова и при этом уснащать свою речь всякими «кабы» и «дык». Непрост Соломин, ох непрост!
– А что безрукие? – внезапно спросил сосредоточенно жевавший до этого момента Трошин.
Семен Акимыч внимательно посмотрел на Славу, будто оценивая, имеет ли смысл отвечать не пойми кому, и, видимо, удовлетворившись увиденным, сказал:
– Ну, три десятка мы уже пристроили. В ночи еще за десятком издаля придут. А этих Маринка должна была в Богиновку отвести, да вот не справилась, косорукая.
Судя по выражению лица, Слава был в корне не согласен с такой оценкой нашей пленницы.
– Вы как ее споймали? – между тем продолжал староста.
– Да она, как мотоцикл услышала, стадо бросила и в поле спряталась, да кепку на дороге обронила, – развернуто объяснил я.
– Тьфу ты ну-ты… комсомолия…
– Ладно, не о том сейчас речь, Акимыч, – перебил я старосту. – Я про зерно буду речь вести.
– Про зерно? Я весь во внимании.
– Налет мы устраивать не будем… – медленно и, как мне казалось, веско, сказал я. Лицо старосты оставалось спокойным, только уголок рта дрогнул.
– Мы с вами поступим тоньше и хитрее… – брови моего визави вопросительно поднялись. – Я не думаю, что у вас достаточно транспорта для вывоза всего зерна, поэтому мы напишем вам накладные от лица немецкого командования. Как вам идея?