Уже через полчаса вода в котле закипела, а еще минут через двадцать температурный датчик показал, что тротил в бомбе прогрелся до 80 градусов. Выждав для верности еще пару минут, я скомандовал:
– Поднимай!
Несколько поворотов рукояти лебедки, и бомба, подвешенная на цепях, показалась из бака.
Док и Казачина аккуратно подводят ее к тому месту, где на полу лежат приготовленные мной формы.
– Давайте! Наклоняйте! – И тротил тонкой струйкой потек в форму.
– Хорош! – И ребята возвращают бомбу в вертикальное положение.
– Следующая!
Через пять минут бомба возвращается в котел.
В дальнем углу мастерской тоже кипит работа – два бойца под руководством командира сворачивают из найденной на станции жести кумулятивные конусы, рубят зубилом какие-то полосы металла. А сам Саша, дав руководящие указания, берет в руки кувалду и начинает обрабатывать какую-то невидимую мне железку. Да так, что от звона и грохота мы с трудом слышим друг друга.
Спустя некоторое время, Дока и Казачину сменили бывшие окруженцы, Петр Сомов и Василий Зотов. Примерно через час, когда командир перестал стучать по железу, меня сменил Док. Через час мы снова поменялись. Всего же до девяти вечера мы успели обработать три бомбы.
…Выйдя на улицу, я с удивлением заметил, что у нас гости. У штаба стояла телега, запряженная некрупной гнедой, а на телеге сидела Марина.
«Интересные дела! Это она сама приехала или к нам господин бургомистр пожаловал?» – подумал я, направляясь к бочке в углу двора.
Умывшись, я побрел в штаб. Все тело ломило с непривычки, и очень хотелось прилечь где-нибудь в тихом уголке. Хотя, если прикинуть, что сегодня я только тем и занимался, что таскал мешки с зерном, а вместо послеобеденного отдыха тягал взрывоопасное железо, то в моем состоянии не было ничего странного. Даже есть не хотелось – так я вымотался.
А Акимыч действительно заглянул на огонек!
– Ну, проверить, как мы спрятали зерно… – как шепотом объяснил мне Трошин.
На лице боевого товарища блуждала мечтательная улыбка. «Ну, конечно, любовь всей жизни снова увидел!» – сообразил я. Все-таки реакции «местных» мне, испорченному цинизмом конца двадцатого века, казались немного наивными.
Кроме всего прочего Соломин привез всяких деревенских вкусностей, включая вареную картошку и даже большую миску драчены, чем несколько уязвил нашего завхоза. Хорошо, что командир сразу сказал Несвидову, а то мог некоторый «неудобняк» выйти – Емельян бы приготовил ужин, а тут – домашние разносолы!
Большинство из присутствующих уже поели, и я, взяв миску с едой, отправился в один из углов комнаты, где была расстелена моя «пенка». Проходя мимо старосты, я поинтересовался: