Когда Патрони понял, что ждать дольше нельзя, он в последний раз огляделся по сторонам. И то, что он увидел, отнюдь его не воодушевило. Шасси всё ещё не удалось полностью очистить от грязи и снега. Да и траншеи, продолженные от основных колёс вверх до заасфальтированной полосы, не были достаточно широкими и глубокими. Чтобы сделать всё как надо, не хватало каких-нибудь пятнадцати минут.
Но Патрони знал, что этих пятнадцати минут у него нет.
Нехотя взошёл он по трапу, чтобы вторично попытаться сдвинуть с места самолёт, — теперь он уже сам сядет за штурвал.
Он крикнул Ингрему:
— Велите всем убраться подальше! Включаю двигатели!
Из-под самолёта вынырнули фигуры людей. Снег всё ещё падал, но уже не валил, как два-три часа назад.
Патрони снова крикнул с высоты трапа:
— Мне нужен механик сюда наверх, но чтоб был полегче. Пошлите какого-нибудь тощего парня, который бывал в кабине экипажа.
И он вошёл в самолёт. Из кабины Патрони увидел служебную машину Мела Бейкерсфелда — она казалась ярко-жёлтым пятном среди окружающей тьмы. Машина стояла на полосе, ближе к левому краю. Подле неё вытянулись в ряд снегоочистители и грейдеры — напоминание о том, что в распоряжении Патрони осталось всего несколько минут.
Главный механик ушам своим не поверил, когда узнал о намерении Мела убрать самолёт с полосы, если понадобится, с помощью механической силы. И такая реакция была вполне естественна, хотя его не меньше других волновала судьба тех, кто находился на борту самолёта «Транс-Америки». Но Патрони всю жизнь заботился о сохранности самолётов, в этом состояла его работа. И у него просто не укладывалось в голове, что такой красавец самолёт можно своими руками разом превратить в груду лома. В глазах Патрони самолёт — любой самолёт — был плодом ума, самопожертвования, инженерной сноровки, многих часов труда и порой даже любви. И вдруг взять и разрушить всё это? Да как можно!
И Патрони решил попытаться спасти самолёт.
За его спиной отворилась и снова захлопнулась дверь. Отряхиваясь от снега, подошёл молодой механик, маленький, худенький. Патрони уже скинул парку и пристёгивался в левом кресле.
— Как тебя зовут, сынок?
— Роллинг, сэр.
— Что ж, Роллинг,[21] может, твоё присутствие здесь — добрый для нас знак, — усмехнулся Патрони.
Пока Роллинг сбрасывал парку и усаживался в правое кресло, Патрони посмотрел в окно. Трап уже отогнали.
Звякнул внутренний телефон, и Патрони поднял трубку. Звонил Ингрем снизу:
— Мы готовы.
Патрони кинул взгляд на соседа:
— Порядок, сынок?
Тот кивнул.
— Включить третий двигатель.