– Владимир Владимирович, – представился он и снял темные очки.
Лучше бы он этого не делал. Глазки у него оказались маленькие, невыразительные, очень светлые, водянисто-голубые, отчего черные, расширенные в слабо освещенной комнате зрачки напоминали змеиные.
Мне представили его так: «Очень крутой генерал из близкого окружения президента, который курирует вопросы коррупции в высших эшелонах власти». И еще я понял, что этот генерал – прямой начальник несчастного Кондратьева.
То, что он действительно был очень крут, я догадался по внешнему виду и количеству его телохранителей. Их было пять рослых долбоебов, как и босс, выбритых наголо. Качественная дрессировка сразу бросалась в глаза: бульдоги были профессионально напряжены, предельно внимательны и чутки к любому движению и звуку, который доносился снаружи. Мне даже показалось, что они одновременно и безостановочно водят носами и шевелят ушами.
– Так это и есть тот самый легендарный майор Власов? – резиново улыбаясь, спросил генерал. – Я тебя, в общем, таким и представлял.
Видимо, сейчас начнется долгий и утомительный допрос на тему: что мне говорил в последние минуты жизни полковник Кондратьев, что я ему отвечал и как я себя вел, и не было ли со мной оружия, и не заметил ли я чего-нибудь подозрительного. В связи с прибытием столь высокой и важной персоны мой вылет если уж не отменят вовсе, то задержат на неизвестное время. Кто его знает, что у этих генералов ФСБ на уме. А вдруг они уже начали меня подозревать?
Генерал сел за стол и некоторое время пристально рассматривал меня.
– Вам задача ясна, майор? – спросил он вовсе не то, что я ожидал от него услышать.
Я неуверенно двинул одним плечом.
– Вопросы есть?
«Вопросы есть?» – это дежурный армейский вопрос, на который, как правило, предполагается отрицательный ответ, и означает он окончание инструктажа и переход к активным действиям.
Я настолько подготовился к допросу, так старательно выстроил в уме последовательность изложения печальных событий на бульваре, что даже немного растерялся: получалось, что мои объяснения никому не были интересны. Скорее всего, фээсбэшник даже не предполагал, что я не только был последним человеком, с кем говорил Кондратьев. Я был свидетелем его убийства.
– У меня вопросов нет, – ответил я. – Но полагаю, что у вас должны быть ко мне вопросы, как к свидетелю убийства Кондратьева.
Лысый генерал, не сводя с меня глаз, протянул руку, взял чашку с чаем, отпил глоток.
– Вот как? Чего же вы молчите? Рассказывайте!
Я рассказал все, что видел и запомнил. Только голые факты и никаких предположений и версий, так как хорошо знаю, что ребята из конторы, как, собственно, и следователи-менты и прокуроры, терпеть не могут, когда версии строят дилетанты вроде меня.